Радужные листики

Подождал немного, но тут запахло паленым, и из–под утюга пошёл дымок.

— Поднимай! — закричала Маша.

Утюг прожёг в ткани дырку, потом сжёг два цветка, затем оставил палёный след на столе.

— Перегрели, — удручённо заключил Василий.

— Точно, — согласилась Маша.

— Нужно конфорку поменять, на самую маленькую поставить и нагревать не так долго, — сказал Василий.

— А как же мы узнаем, что он уже достаточно горячий? — спросила Маша.

— Как обычно, — ответил Василий, — плюнем на него.

— А что со столом будем делать? — спросила бабушка.

— А я его отполирую, — заверил Василий, — не переживайте, станет как новенький.

И они продолжили. После пятого плевка Василий заключил, что утюг готов, и они снова принялись утюжить цветы. В этот раз дело пошло намного лучше. Василий опускал утюг, считал до десяти, поднимал, переносил на следующий участок, снова опускал, снова считал до десяти. Потом они снова нагревали утюг и снова считали. Через час Василий сказал:

— Всё, больше не могу, руки не держат. Тяжёлый слишком. Давай завтра доделаем. А после этого я стол подправлю.

— Хорошо, — согласилась Маша. А про себя подумала: «Замуж Василию ещё тоже рано, слабоват для утюга».

Глава 8. В которой Машу разбудили, а кто и зачем вы узнаете дальше.

Утром Машу разбудил … нет, не будильник, и не бабушка. Машу разбудил петух, вернее его кукареканье. Маша посмотрела на часы — было четыре утра!

«Это какой–то неправильный петух, — сердито подумала Маша, — зачем так орать, когда все спят. Куроглашение какое–то. За такие дела можно и в суп угодить».

Она закрыла окно и попыталась снова уснуть, но сон вдруг куда–то пропал. Маша снова подумала о петухе. Почему он сам не спит и другим не даёт? Все нормальные животные в четыре утра спят, а этот сумасшедший всё не угомонится. Может из–за таких вот и поговорка появилась — попал как кур во щи? Разбудит уставшего за день хозяина, а тот его за это в сердцах и в суп? (Как вы понимаете, кур — это и есть петух). Надо будет к нему наведаться в курятник, серьёзно поговорить.

Тут в окошко заглянул первый лучик солнца. За ним второй, третий, комната стала наполняться светом. Маша распахнула створки и выглянула наружу. Небо заиграло красками, и вместе с ним стала просыпаться природа. Уже почти рассеялся утренний туман, в воздухе висел удивительный аромат цветов и свежести.

«Дзинь, дзинь!», — раздалось тихонько под окном. Это проснулись колокольчики и своим нежным перезвоном возвещали о начале нового дня. Защебетали птицы, где–то скрипнула калитка, снова запел петух, рядом пролетела стрекоза, прожужжал большой шмель, и от всего этого, укрытого небесной синевой, возникло удивительное ощущение радости и покоя, безмятежности и счастья.

— Ах! — только и сказала Маша. А потом подумала: «Может и не зря петух будит в такую рань, ведь всё это надо видеть и чувствовать».

Умиротворённая она снова заснула.

И снова Машу разбудили. Только на этот раз это была уже бабушка:

— Вставай, Машенька, день на дворе.

Часы показывали начало двенадцатого.

Маша встала, умылась и села завтракать. Бабушка приготовила овсяную кашу, которую Маша не очень любила, но на деревенском молоке каша выходила совсем другая, у неё появлялся вкус и аромат, и девочка её с удовольствием ела.

— Знаешь, бабушка, — сказала Маша, едва прожевав первую ложку, — а меня сегодня в четыре утра твой петух разбудил. (Надеюсь, вы все прекрасно помните, что за едой, особенно с набитым ртом, разговаривать крайне нежелательно. Но Маша так спешила рассказать, что совсем забыла об этом правиле). Как же можно так жить, когда он орёт каждый день в такую рань. У нас в городе, когда кто–то орёт под окном по ночам, мы полицию вызываем. Но здесь же не вызовешь полицейского к петуху?

— Да мы привыкли все, внученька. Уже и не реагируем. Петух и называется потому петух, что поёт.

— Так пусть себе днём поёт, когда все спят, а то он и нас, и кур своих будит, — предложила Маша.

— А ты знаешь загадки: «Не часы, а время сказывает», «Не сторож, а всех рано будит». Вначале он поёт в полночь, потом во втором часу, а третий раз уже в рассвет. Такова уж его природа, и по–другому он петь не станет. Раньше ведь в деревнях ни у кого часов не было, все определяли время по крику петуха. Всегда говорили: «до третьих петухов», то есть на рассвете. Люди верили, что когда петух пропоёт в третий раз, то все тёмные силы отступают и вся нечисть пропадает, и принимались за работу.

— Ты, бабушка, не понимаешь, — начала Маша. — Вот я сегодня встала в четыре утра, выглянула в окно — красота удивительная. Но если так делать каждый день, то уже и не такая удивительная. А зимой в четыре утра что делать — ни тебе солнца, ни птичек поющих, ни ароматов цветов, да и окно не откроешь. И зачем тогда будить в такую рань?