Радужные Мосты

Все тело превратилось в один большой пульсирующий комок боли. Казалось, что на нем не было живого места. Вивьен провел рукавом по губам, так и есть — кровь. От легкого прикосновения к ребрам он зашипел. Желудок сжался, попытался изрыгнуть свое содержимое. Превозмогая боль и проклиная всех богов, алхимик перевернулся на бок, его вырвало. От этого стало немного легче, в голове прояснилось.

«Как бы сейчас пригодились те волшебные шарики, что глотала Мили, — подумал он. — Проглотил бы парочку и все, снова как новый — полон сил». Мысли о том, что слизь дракона легко могла привести к смерти, Вивьен отметал. Он алхимик, а не изнеженный городской маг. Он дышал такой отравой, от которой у любого другого слизистая шла пузырями, растрескивалась и лопалась. А периодически случавшиеся взрывы в лаборатории? Сколько их было? Его кожа, попадая под воздействие самых разных, зачастую сильно нагретых реагентов — не слезала, а лишь закалялась. Несколько уродливых обширных шрамов не в счет, то было по молодости. Хотя… можно сколь угодно долго тешить самомнение и фантазировать, но от этого все равно ничего не изменится — тех шариков не было. Поэтому оставалось полагаться лишь на собственные скромные и порядком израсходованные силы.

Вивьен лежал и пытался выровнять дыхание. Руки дрожали. Он ощущал под собой шевеление корней, и это было отвратительно. Однако сил, чтобы подняться, у него все еще не было. Поэтому с некоторыми неудобствами приходилось мириться. Тем более, что никакой враждебности сами по себе ни колонны, ни их корни не выказывали.

«Мили, — медленно и неуклюже ворочались в голове мысли. — Надо вставать и искать Мили», — очень уж не нравились алхимику настойчивые упоминания Обращенной о Пастырях. Какие-то знания об этих созданиях вертелись в переполненной и взбудораженной памяти, но каждый раз, когда алхимику казалось, что он ухватывает самую их суть — они вновь ускользали. Одно лишь чувство опасности засело накрепко и никуда не уходило.

Вивьен окинул взглядом лежащую рядом девушку. Сейчас она выглядела настоящим человеком, разве что сильно изможденным. Поддавшись порыву, воин даже привстал, намереваясь убрать волосы, спутанными клоками упавшими ей на лицо. Привстал и тут же одернул себя:

«Ну, дубина, мало тебя уже приложили, хочется еще? Она же зверь».

Алхимик никогда прежде не замечал за собой поспешных необдуманных действий, скоропалительных выводов. Что же случилось — совсем голову потерял? Теперь он ясно видел, что идти на поводу пустого, пусть и светлого порыва в сложившейся ситуации было глупо. И лучшим к тому поводом служила не проходящая боль, оплетающая каждый клочок его тела.

Внезапно со стороны, казалось бы, мертвой девушки раздался стон. Вивьен не поверил собственным ушам. Но глаза не лгали. Бестия была жива. Она дернулась, попыталась подняться на ноги, но оступилась и упала. Вивьен немного отполз в сторону и теперь пристально наблюдал за попытками Обращенной. Казалось, та вконец обезумела. Глаза горели ненавистью, рот кривился в жестоком оскале, открывая острые иглы белых зубов. Не обращая внимания на торчащий из виска стилет, существо умудрилось встать на карачки и медленно двинуться к замершему алхимику, оставляя за собой дорожку темных в неверном свете капель.

Вивьен, у которого начали мелко дрожать руки, следил за каждым ее движением, выжидая удобного момента для нападения. Он не тешил себя иллюзиями по поводу собственных сил — их попросту не осталось. Но и существо выглядело не лучшим образом. Сейчас Обращенная напомнила ему соскочившего с бархатной подушечки жука, в котором все еще торчала булавка. Алхимик злорадно усмехнулся, самообладание вновь возвращалось.

— Ну, иди к стражу, милая, — уже без тени улыбки произнес он и откинулся назад, поудобнее опершись на руки. Сейчас Вивьен был самим собой — спокоен и расчетлив.

Она попыталась атаковать — вяло, неумело. Все ее превосходство заключалось в силе и скорости. Теперь же проворство исчезло, а одна сила, обращенная в неуклюжесть, стала бесполезна. Алхимик увернулся от растопыренных, нацеленных в глаза длинных ногтей. По инерции Обращенная качнулась вперед и снова упала, невнятно всхлипнув. И новая попытка встать. Вивьен даже подивился такому упорству. Однако — ни капли жалости или уважения он не испытал. Мерзкое чудовище заслужило смерть — ни к чему было оставлять в живых такого урода.

— Я буду твоим лекарством, — проговорил Вивьен, и его лицо исказилось от омерзения. — Избавлю от бессмысленного существования в этом склепе. Прах к праху.