— Нонна здесь, — женщина вздохнула. — Она прилетела вчера. Она ушла от Радова. Сережа с ней. Они на Фонтанке, — руки ее опустились. — Я думала, что поступаю правильно, но теперь… Радов узнал, что Сережа не твой сын и угрожает этим Нонне, требует, чтобы она вернулась, потому что ты по факту спонсировал его едва живой бизнес.
Женщина пошатнулась, сын не двинулся с места, мне пришлось поддержать ее за плечи и усадить в кресло.
Тишина оглушала. Мы обе смотрели на сурового мужчину с непроницаемым лицом и ждали.
— Я не желаю видеть ее, его и тебя, — спокойный голос произнес поистине страшный приговор.
Из Элоны Робертовны будто выкачали воздух. Она с ужасом смотрела на того, кто был ее сыном, и не верила, что он способен такое сказать матери.
— Витенька, сынок, накажи меня, Нонну, но прошу, молю тебя, не сына. Сережа любит тебя!
— У Сергея есть отец. Он будет рад пополнению в семействе. Соня, пойдем!
Он посмотрел на меня в упор и, развернувшись, исчез в коридоре.
Я долго пыталась справиться со ступором. Приказам двигаться тело не подчинялось, как от лекарства Смолякова.
— Помогите нам, Соня! — мать Вити закрыла глаза и глубоко дышала, пытаясь сдержать слезы. — Если вы его любите, не дайте ему совершить ошибку. Сережа не виноват в том, что случилось. Он и так колесит всю жизнь между родителями, и если он потеряет одного, да еще так, по нашей глупости, если отец выкинет его из своей жизни, это сломает ему жизнь и психику.
Тропинин стоял у окна нашей спальни, засунув руку в карман штанов.
Его очень хотелось обнять, но совсем не хотелось тревожить. Он сам развернулся. Сам подошел. Его поцелуи были жесткими, пальцы, задевая волосы, нещадно их дергали. Ни единого раза он не коснулся моего лица, губы обжигали шею, грудь и плечи, он был почти груб. Но у меня был миллиард поводов его понять и простить. Миллиард без одного.
Сережа.
Чужой ребенок. Ребенок связи его брата и его жены. Никто никогда не простит такое. Хотя, о чем это я… Прощают и не такое. Мальчик, так похожий на Тропинина. Мальчик, считавший его отцом.
Лоб Вити с капельками пота уткнулся мне в плечо.
— Знаешь, почему он сбежал тогда? — я сказала это, даже не успев подумать.
Тропинин замер.
— Мы не будем об этом говорить, — это был приказ жесткий, почти злой, его пальцы сжали мои до боли, заставив закусить губу.
— Он тебя расстраивать не хотел. Нонна знала, чего ты боишься, но Сережа решил, что не имеет права тебя расстраивать.
— Замолчи…
— Девятилетний мальчик между приключениями и айсбергами выбирает отца, — вот что будет ждать Настю. Всегда чужая…
— Заткнись, — он перехватил вторую мою руку.
— Я не знаю, что там с кровью, но он — это ты, твоя маленькая копия. Он тебя боготворит.
— Соня, замолчи! — его глаза блеснули у самого моего лица.
Внутри все сжалось. Но, как поезд без тормозов, да под горочку, меня было уже не остановить.
— Не делай этого, Витя! Я понимаю, тебе больно…
Он вскочил с кровати, не смущаясь своей наготы.
— Что ты понимаешь? — его голос был полон презрения. — Тебя не предавала собственная семья!
— Вообще-то… — начала было я, приподнявшись на локте.
— Что? — он криво усмехнулся. — Расскажешь мне горькую сказочку о том, как твой бывший потрахивал девок с работы. Многие живут и ничего. Но ты же свою гордыню не заткнула, ребенка без отца оставила. А он потом, как я вижу, с горя еще и дел наворотил.
В нем говорили гнев и обида, это было ясно. А, может, я опять ищу оправдания?
— Ты его любишь, ты вложил в него столько сил!
— Да зачтется мне это на том свете!
— Витя! Ты понимаешь, что мне страшно. Ведь у меня дочь! И если ты можешь так легко перечеркнуть девять лет жизни ТВОЕГО сына, то как ты поступишь с нами если…
— Не придумывай. Я не против твоей дочки.
— Она для тебя чужая!
— Я надеялся, что ее мать станет для меня родной.
Я застыла. Это было признание. Уж больше сказать сложно. Атласные простыни облегчили скольжение. И через секунду я не могла оторваться, целуя его и сгорая в его руках.
Витя со мной в душ не пошел. Телефон отвлек. И, судя по тону, звонил кто-то по работе. Горячие струи били по коже. Все было хорошо. Все было отлично.
Все было неправильно!
Я так не умею!
— Соня! — голос Тропинина заставил вздрогнуть и выронить мыло. — Мне надо отъехать на пару часов!
Его силуэт едва угадывался за паром и капельками на стекле.
— Да, конечно.
— Ложись спать.
И я легла. Подушка пахла его туалетной водой. Только вот сжатые пальцы и узловатые вены на руках его матери не давали мне покоя. А еще Сережка в машине, тогда с Андреем.
«… папа боится кораблей…»
Какой ребенок будет заботиться о чувствах отца, когда ему ни в чем нет отказа?! Может, в помощи брату и в любви к жене Тропинин был губительно щедр, но сын получился идеальным.
Не мне судить?
А кому?! Кто еще скажет правду?
Таблетки и биодобавки, которые ныне составляли большую часть моего рациона, сморили, и приход Тропинина я сладко проспала.
Утро было удивительно прекрасным. Мягкий свет лился в окна. Яркое голубое небо. Теплая рука на моей руке. Он бледен, но взгляд хитрый со знакомой мне ленцой. И я — это я…