Радужный город (СИ)

Лёня встал на аварийке. Дверь с моей стороны открыл, покинувший автомобиль минутой раньше, Тропинин. Пришлось взяться за предложенную руку, боясь заполучить еще пару синяков от его цепких пальцев. Лёня же в этот момент кинул вежливое 'До свидания'. Вильнув огромным белым задом, Гелек исчез в переулке.

Я последовала за Виталием Аркадьевичем. От верной комбинации набора цифр тяжелая дверь тихо щелкнула и открылась, представив взгляду изысканную парадную, которая выглядела значительно лучше, полагаю, чем в момент, когда архитектор сдавал свое детище первому хозяину, какому-нибудь графу. Лепнина, витая лестница, все было сохранено и отреставрировано с любовью. Но современные материалы заставляли старинные элементы выглядеть еще более роскошно.

— Проходи!

Я открыла рот, дабы возразить.

— Соня, я очень устал, давай не будем спорить, хотя бы на улице!

Вздохнув, последовала за ним. Четырехэтажный особняк с высоченными потолками был счастливым обладателем хромированного лифта, который, как ни странно, не портил общего впечатления, искусно спрятанный в специально встроенной трубе, и он был, видимо, еще и поквартирный.

Большой блестящий короб домчал нас на второй этаж с одной единственной дверью на весь длинный загнутый полумесяцем коридор. В руках Тропинина я только заметила кожаную папку с документами, которую он положил на столик в прихожей, где при появлении хозяина загорелись настенные лампы.

Что и сказать, квартира была как с обложек журналов. Каждый штрих был выверен, и ему придана своя уникальность и необходимость, каждый элемент кричал о своей нужности, в тоже время не выбиваясь из общей «симфонии».

Гостиная огромная, но до жути уютная. Резной стол поблескивал лаком на фоне узких шести окон, задрапированных мастерски подвернутыми шторами. Диваны, торшеры и журнальный столик, на котором сгрудилась куча книг. Дубовые панели придавали всему этому очарование и аристократичность. Все это дополняли потолок с розетками, картины в аккуратных неброских рамах.

Я замерла на пороге этой красоты. Тропинин же, спокойно скинув в кресло пальто, и, что удивительно, ботинки, оставив у входа (к своим домам он проявлял уважение) прошел куда-то в дальний угол этого уголка старой Англии и исчез за незаметной дверью, доставая на ходу телефон.

Возникла мысль смыться, но на двери стоял электронный, требовавший для выхода специальную карту, которая устроилась в кармане брюк хозяина.

Делать было нечего, я скинула обувь и куртку, а в прихожей имелась резная круглая вешалка за ширмой, и в носках протопала в гостиную, рассматривая картины и изящные фигурки, выстроившиеся на полках огромного серванта темного дерева. Кто-то явно увлекался коллекционированием фарфоровых хрупкостей.

За окном угадывалась река, и медленно ползла змея, сотканная из чешуек-фар.

— Соня! — голос за моей спиной заставил вздрогнуть и повернуться.

Пусть думает, что хочет. Как там Олег сказал?! Живем один раз! Я коснулась пальцами щеки Тропинина, оказавшейся удивительно нежной. Он наклонился, и к его губам приникла я сама. Он разрешил, дал возможность. Вот забавно, мы почти поменялись ролями. Тропинин наверняка решит, что мне от него что-то надо. И мне было нужно! Мне надо было заглушить пустоту внутри. Он был безумно сладким, хотя, ему и положено таким быть, это же Тропинин.

Свитер потерялся в гостиной, джинсы добрались до спальни, но пали на подходе к кровати. А я бессовестно наслаждалась Виталием и тем, что меня окружало, только теперь осознав в полной мере, что такое ловить все оттенки вкуса.

Я плавала в океане желания и нежности, когда в гостиной, куда была открыта дверь спальни, зазвонил телефон, и чуть погодя включился автоответчик, да есть такие забавные штуки в некоторых домах. Женский голос после тонкого писка негромко излил душу цифровому записывающему устройству.

«Вита. Я так по тебе соскучилась. Мне все осточертело. Я была дурой, Вить. Я была такой дурой все это время. Прости меня. Ты мне нужен, родной. Знаю, глупо звонить на Фонтанку. Ты там редкий гость. Но я… Я тебя люблю».

Голос Нонны Владимировны звучал настолько проникновенно, что Тропинин застыл, а я улыбнулась, скрывая горечь от разрушенной идиллии, которая и без того была похожа на призрак.

Глава 15

Прослушав монолог бывшей жены, Тропинин весь подобрался: руки напряглись, дыхание стало отрывистым, видимо, мозг пытался обработать важную для его носителя информацию.

А что мне оставалось? Во всем искать хорошее. Сожалений о том, что случилось в этой спальне, не было. Но и оставаться тут не имело смысла. Да еще по иронизировать над собой захотелось: странно было бы не получить ложечку дегтя в бочку меда. Нет, Сонечка, пока твоя полоса черна, как адская смола, и свет в конце тоннеля не предвидится.

— Пожалуй, мне пора, — тихо, но бодренько проинформировала я замершего возле меня мужчину.