Всем этим работникам — и большим, и малым, удивительно милым, добросовестным, скромным, создавшим «Дрейф», которому предстояло обслуживать первую в истории человечества дрейфующую станцию «Северный полюс», — мой земной поклон. Не раз, находясь на полюсе, мы теплыми словами поминали их работу. Аппаратура работала безупречно.
Теперь подлинная палатка стоит в Ленинграде, в музее Арктики, и если войти, то направо, на столе, можно увидеть и наше радиохозяйство.
Готовую аппаратуру надо было проверить. Это сделали дважды. Один раз неподалеку от Ленинграда, второй раз — под Москвой в Теплом Стане. Я выходил в эфир с позывными RAEM, и никто из моих корреспондентов в Москве, Киеве, Ярославле, Саратове, Могилеве, в Англии, Чехословакии, Швеции, Дании, Польше, Германия, Японии, Центральной Африке и США не подозревал, что участвует в испытании аппаратуры, предназначенной для Северного полюса.
Долго и упорно мы собирались в дорогу. На третьем этаже старого Гостиного двора в Рыбном переулке в маленькой комнате помещался штаб экспедиции. В соседних комнатах стучат машинки, щелкают арифмометры, снуют посетители. Обычная жизнь обычного учреждения, каких в Москве немало. Однако эта привычная канцелярская жизнь иногда нарушается. На узкой лестнице со стертыми от времени каменными ступенями нет да нет, создаются пробки. Лестничное движение обычно нарушаем мы, когда тащим нашу меховую одежду. Одежда добротная. Она производит впечатление. Посетители, встречающиеся на нашем пути, единодушно одобряют ее качество:
— В таких одежках не замерзнешь и на Северном полюсе!
Сами того не ведая, они попадают в цель. Но мы помалкиваем. Об экспедиции на Северный полюс пока знают немногие, и нам не велено особенно распространяться.
А одежда и впрямь хороша. Весь опыт предыдущих арктических экспедиций, как отечественных, так и иностранных, использован для того, чтобы одеть нас наилучшим образом. В нашем гардеробе егерское и шелковое белье, шерстяные и меховые чулки, огромные валенки, высокие горные ботинки со шнуровкой, сапоги, меховые рубашки, шерстяные свитера, легкие шапки из пыжикового меха, по пять пар самых разных рукавиц на брата.
По мере выполнения заказов на одежду, приборам и экспедиционному снаряжению в маленькой комнатке становится все теснее и теснее. Груды меховой одежды, образцы тары, бинокли, ножи, табак, керосиновые печи, посуда, обувь, белье, фотоаппараты, оружие придают комнате вид не то филиала Мосторга, не то военного лагеря.
Старая истина гласит, что тщательная подготовка — это три четверти успеха. На дрейфующем льду надо не только жить, хотя бы с минимальными удобствами, но и работать. Трудно сказать, на что следует больше всего обратить внимание. Для того чтобы работать, надо быть сытым и одетым. Для того чтобы дать о себе знать, должны безупречно работать астрономические приборы и радиостанция…
В таком деле, как экспедиция на полюс, со стороны видна лишь героика. На самом деле — это настойчивая работа. Продумать надо все мельчайшие детали жизни. Нужно знать, где и что можно заказать. Книжка экспедиции с перечнем телефонов содержит номера от Госплана СССР до мастерской валенок. Все снаряжение должно отвечать самым строгим требованиям.
Наше обиталище — палатка — просто шедевр. Даже палаткой это чудо называть не хочется. К нему больше подошло бы название домик. Основа этого домика — легкий каркас из дюралюминиевых труб.
На каркас надевались три чехла. Первый — из легкой прорезиненной ткани. Второй — неповторимой красоты, по существу это было голубое, шелковое, стеганое одеяло. На изготовление его и наших, также шелковых, спальных пижам, которыми мы, кстати говоря, и не очень-то пользовались, ушло 17 (!!) килограммов гагачьего пуха. Старушки монахини в артели, где все это шилось, умилялись: точь-в-точь такие одеяла шили когда-то купеческим дочкам в приданое. И, наконец, третий чехол — черный брезент, пропитанный водоотталкивающим составом, и надпись: «СССР. Дрейфующая экспедиция Главсевморпути 1937 года». С торцовой части домика — серп, молот и звезда.
Три метра семьдесят сантиметров длины, два семьдесят ширины и два метра высоты — таковы были габариты нашего домика, любовно и продуманно изготовленного в одном из цехов завода «Каучук». В окнах — стекла из небьющейся пластмассы. Мы должны были быть готовыми к трещинам и торошению. Создатели нашего домика гордились тем, что вес домика не превышал 160 килограммов, и утверждали, что мы просто можем на руках унести свое жилье на другое место.