RAEM-мои позывные

Бррр! Там темно, и если термометр сегодня показывал минус 35, то в доме нам показалось еще холоднее. Мы знали, что рядом со складом лежит две тонны угля, но именно в этом месте высился солидный сугроб.

Нужны свет и тепло. Отдираем доски с окон и топором крошим их.

Весь дым идет в дом. Ясно – или труба забита снегом, или надо прогреть дымоход, чтобы стало тянуть. С этой проблемой справились. В плиту вмазан чугунный котел. В нем до краев замерзшая вода. Опять волнение – разорвало его или он цел? Прошло значительное время, прежде чем эту глыбу можно было повертеть и, наконец, с трудом вытащить. К счастью, котел оказался целым. Вскоре наше жилище походило на холодную баню: клубы пара и едкого дыма, но до тепла еще ой как далеко.

Разбитое окно и, как следствие, наполовину забитая снегом кухня заставили нас немедленно выгрести его. На полках интригующие выпуклости. Под одной оказалась тарелка с недоеденными макаронами и одной котлетой! Привет тебе, рекордсменка! Все же это здорово – полтора года!

Кухня представляла собой узкий закуток направо от дверей. Между плитой и кухонным столом только и стоять одному человеку. Большое печное зеркало, образуя целую стену, выходило в жилую комнату. Окно кухни глядело на запад.

До горизонта лед, лед и лед. В солнечную погоду – красота, в пасмурную – мрачно и уныло.

Налево от дверей – совсем уже маленький закуток с фанерными стенами – это радиостанция. С трех сторон наглухо прибитые стеллажи, на них радиоаппаратура, а под ними аккумуляторы. Свободное место оставалось только для стула радиста, ну, разве что еще за его спиной можно было стоять.

Основная и единственная комната была почти квадратной, что-то около двадцати квадратных метров. Направо и налево две двухъярусные койки. Обеденный стол с керосиновой лампой под жестяным абажуром. В углу стол науки – самый вульгарный ширпотребный стол с гулким фанерным верхом, обклеенный отстающим дерматином. Здесь было единственное место, где можно без помех писать, читать и размышлять.

На стене шкафчик с барометром, на полках самописцы и запасные приборы.

Именно за этим обшарпанным столом родился портрет архипелага, увеличившего территорию Советского Союза на 37 тысяч квадратных километров. Это было дело рук, воли и разума «великолепной четверки» Ушакова, о которой я уже рассказывал.

Осенью 1932 года Ушакова с его товарищами вывезли на материк. Вторая смена имела совсем скромное задание – метеонаблюдения и больше ничего. В числе новой четверки было трое мужчин и четвертый человек – начальник зимовки… женщина!!!

Это был один из экспериментов Отто Юльевича Шмидта. Прямо скажем, рискованный и ненужный. Единственный случай, когда я не мог согласиться со Шмидтом и даже осуждал его. Правда, моего мнения он и не спрашивал. Все же это мучительно для всех четверых. Два года в общей комнате, и одна ситцевая занавеска на нижней койке! Я решительно против такого женского «равноправия».

Будучи в последующие годы начальником управления полярных станций, я слыл отъявленным женоненавистником. На небольшие полярные станции (5-10 человек) женщины мною не посылались. Хочу, чтобы меня поняли. Я очень люблю женщин во всех их многочисленных ипостасях – от прабабушек до тех, о которых мужчины не рассказывают, но Арктика есть Арктика и нечего тут экспериментировать.

Нам двоим, предстояло привыкать к новому жилью. Беглым осмотром и самыми неотложными делами мы занимались до позднего вечера.

В доме был умопомрачительный хаос. Так бывает после погрома или обыска. Нам было известно, что осенью 1934 года корабль не мог снять личный состав станции и лишь открывшаяся на короткое время полынья позволила Анатолию Дмитриевичу Алексееву вывезти людей на гидроплане. Все это происходило внезапно, чем и объяснялся беспорядок в доме. Один из четверых был тяжело болен. Завернув в одеяла, его отнесли на самолет, доставивший всех на базу. Здесь больной и умер. Самолет был перегружен, и часть собак пришлось оставить. Пристрелить? Рука не поднималась, ну как же можно стрелять в друга. Они были брошены на произвол судьбы. Мы с волнением обнаружили косвенные следы происшедшей собачьей трагедии. Вокруг дома валялись какие-то непонятные плоские железки, похожие на кухонную терку. Бедные собаки жевали неоткрытые консервные банки, выдавливая оттуда струйки мяса.

Поздно вечером, набив печку до отказа, мы завалились спать на чужих неприбранных койках, в грязи и хаосе. Конечно, вроде и не полагается оставлять печку без присмотра, но в доме стоял еще лютый холод, так что мы пренебрегли противопожарными правилами.

Но не спалось. Миллион впечатлений. Устали, малость понервничали, набегались и наработались…