Рафаэль (ЛП)

Я прошел мимо скамей, заполненных большими семьями, солдатами, политиками. Даже соперниками. Я сузил взгляд на Сантьяго Тихуану, сидевшего там с какой-то шлюхой с фальшивыми сиськами, доходившими ей до подбородка. У него был самый отвратительный вкус на женщин.

Не обращая на него внимания, я продолжила идти вперед. Еще три шага. Два. Один.

Именно тогда мой отец наконец заметил меня.

“В этом гробу должен быть ты”, - пробормотал мой отец по-испански. “Не мой первенец”.

Нет ничего лучше семейного воссоединения, на котором тебе желали смерти!

“ Забавно, я тоже могла бы пожелать тебе смерти, ” предупредила я, впервые за много лет уделяя отцу все свое внимание. Как и предполагалось, он ярко покраснел, готовый взорваться. Вот это может быть забавно.

“ Будь осторожна, ми хиджо, — прошипел он. Впервые более чем за десять лет он назвал меня своим сыном. Я мог бы прожить еще десять лет без этого. — Или я мог бы найти способ навестить твою мать.

Я был любимцем своей матери. Винсент был любимцем отца. И мой старик точно знал, как обеспечить преданность.

“Твоей матери не нужна косметика, когда ее лицо фиолетовое, синее и опухшее", — протянул он, и ярость пронзила меня, как героин. Медленная ухмылка расползается по его лицу, и я жалею, что не могу надрать его старую задницу. "Мне нравится слышать, как она кричит".

Можно подумать, мать пришла на похороны своего сына. Но мы не были обычной семьей. Мы были в полной заднице, все девять ярдов. Моя мать родила Винсента, но он перестал быть ее сыном после первого совершенного им изнасилования. Под ее крышей. Она ненавидела его так же сильно, как моего отца. В конце концов, именно так мы и появились. Старый жирный придурок навязался ей.

Когда отец видел ее в последний раз, она была вся в крови, синяках и так сильно дрожала; ее пришлось развязать и вынести из его спальни. Моя грудь сжалась от этого отвратительного воспоминания, и мое самообладание на мгновение улетучилось. Я никогда так не хотел убить своего отца, как в те моменты, когда он находил пытки моей матери своего рода развлечением.

Моя мать была моей слабостью. Она не заслуживала ни такой испорченной судьбы, ни этого старого ублюдка в лице своего мужа.

Ни одна женщина не заслужила такого дерьма.

И все же я не спас ее. Мой взгляд опустился на жену в моих объятиях.

Я бы спас этого, даже если бы мне пришлось умереть в процессе.

Глава Тридцатьвосьмая

МОРЯК

Я

проснулся, и первое, что я увидел, было чистое синее море с огромной птицей Кискади, уверенно сидящей в одиночестве на верхушке ветки. Эффектная белая полоса на его черной морде сделала его одной из уникальных птиц колумбийского побережья.

Медовый месяц. Затем медленно пронеслись события последнего дня. Свадьба. Наша поездка на острова Росарио. Colombia. Наш медовый месяц.