Рафаэль

Это были счастливые дни в жизни Рафаэля, когда после трудов праведных в ватиканских станцах он покидал папский двор с царившей в нём суетой и возвращался к себе во дворец Каприни, где мог спокойно обдумать очередной сюжет для картины, а главное, продолжить с учёным мужем беседы об архитектуре, о пропорциях объёмов или происхождении коринфских колонн с капителями в акантовом обрамлении. В неспешных пояснениях Кальво было столько житейской мудрости и спокойствия, что Рафаэль забывал о всех дворцовых неурядицах. Это были незабываемые вечера, полные гармонии и поэзии.

К 15 августа перевод Витрувия с латыни на разговорный язык vulgo был завершён, а незадолго до этого в папской булле от 1 августа, составленной другом Бембо, Рафаэль был назван главным архитектором собора Святого Петра. В частности, в том историческом документе сказано: «Известно, что кроме искусства живописи, благодаря которому вы обрели во всём мире славу величайшего художника и были привлечены к архитектуре Браманте, а он перед смертью справедливо указал именно на вас как продолжателя начатого строительства в Риме собора Святого Петра, и вы смогли подтвердить это, представив макет будущего храма. Поскольку у нас нет большего желания, чем по возможности скорее увидеть завершение строительства храма во всём его величии, мы назначаем вас главным архитектором этого начинания с годовым жалованьем в 300 золотых скудо…»57

Встречи с математиком Пачоли, флорентийскими архитекторами Кронакой, Баччо д’Аньоло и тесная связь с Браманте, с которым Рафаэль общался в Риме чуть ли не ежедневно, — всё это явилось для него великой школой приобщения к искусству зодчества.

Новое назначение требовало от Рафаэля следить за ходом дел на стройке собора Святого Петра и часто встречаться для решения финансовых вопросов с главным казначеем кардиналом Биббьеной, от которого многое, если не всё, зависело в Риме. Дорвавшись до власти и подчинив своей воле нерешительного папу Льва, тщеславный Биббьена хотел от молодого художника лишь самую малость: женить его на своей племяннице и быть запечатлённым им на портрете для потомства.

Обосновавшись во дворце рядом с папскими покоями, он захотел также, чтобы Рафаэль расписал его ванную комнату, получившую в литературе название stujfetta. Культ воды древнеримских патрициев прочно вошёл в моду, и кардинал в своей cayne-calidarium пожелал принимать ванну в окружении глядящих на него персонажей греческой мифологии, которых выбрал он сам. Это прежде всего Венера, Купидон и резвящиеся амуры с наядами.

— Но боже упаси, — предупредил Биббьена, — никаких вольностей и двусмысленностей а-ля Пинтуриккьо, Со́дома и иже с ними! Впредь с этим мы не будем мириться.

В небольшой ванной комнате (3,2x2,5 метра) с нишей Рафаэль впервые применил античную технику росписи энкаусто, когда краски размешиваются горячим воском, что придаёт эффект бархатистости поверхности. Написанные поверх тёмно-красного грунта картины живо напоминают живопись древнеримских мастеров, обнаруженную среди руин дворцов и в гротах римских терм с обилием затейливых орнаментов, называемых «гротесками». Большая часть сцен написана учениками по эскизам мастера. В 1520 году после смерти кардинала Биббьены его stuffetta была превращена в часовню, стены обшиты деревянными панелями, а плафон обтянут полотном.

Великий мастер импровизации и жонглирования обстоятельствами Биббьена дважды устроил «случайную» встречу художника со своей племянницей Марией в театре, а в другой раз на великосветском приёме. Худосочная рыженькая девица не произвела на Рафаэля впечатления, но на свою беду дурнушка влюбилась без памяти в красивого художника. Выросшая в глухой провинции и оказавшаяся в столице девушка была вынуждена одеваться по моде и учиться светским манерам. Часто она терялась и краснела, не понимая от волнения, о чём её спрашивают. Обменявшись с ней парой слов, Рафаэль успел проникнуться к ней лишь жалостью. Одна только мысль, что в награду за вымученное согласие жениться на племяннице всесильного кардинала он может получить ещё более высокую должность в дворцовой иерархии, вызывала у него раздражение и желание бежать от всего этого куда подальше.