Мария провела рукой вверх и вниз по члену. Рафаил откинул голову назад, и его глаза закрылись. Мария задвигала рукой быстрее, ее хватка усилилась, и плоть начала набухать. Его яйца истосковались по приливу крови, а головка члена начала пульсировать от удушья. Прикосновения Марии были поистине исступленными, поскольку тело Рафаила трепетало от боли, и каждая мышца пульсировала, требуя облегчения, которое могла принести только разрядка. Сжав челюсти, Рафаил зарычал и кончил, слизывая кровь, вытекающую из рассеченной губы. Его шея напряглась, глаза распахнулись, и он увидел, как белые струйки его выделений украшают безупречный живот Марии. Содрогаясь и продолжая кончать, Рафаил двигал бедрами, пока последние струи его спермы не покрыли голую киску Марии. Он застонал, когда дырочка Марии сжалась от попавших на нее выделений.
Глаза Рафаила были прикованы к сперме, покрывающей полуобнаженное тело Марии. Он застонал и потянулся вперед, втирая выделения в ее живот. Плотская, первобытная потребность подстегивала его. Она заставляла его тереть и тереть, пока сперма не впиталась в ее кожу. Затем его рука опустилась ниже, к ее пупку и бедрам. Мария затаила дыхание от его прикосновения. Когда Рафаил коснулся ее между ног, он размазал свою сперму по клитору, а затем опустился к дырочке. Его глаза встретились с ее глазами, и он ввел палец внутрь. Мария громко застонала, когда он ввел в нее свою разрядку. Волна чувства обладания и собственничества, такая сильная, что у него заболела грудь, охватила его. Он погружал палец в нее до тех пор, пока на ее теле не осталось ни капли спермы. Убедившись, что Мария наблюдает за ним, и взгляд ее голубых глаз устремлен на него, Рафаил вынул палец и поднес его к своему рту, чтобы слизать с кожи его и ее влагу.
Мария сдавленно ахнула. Ее сердце колотилось, а пульс учащенно бился, когда Рафаил прильнул ртом к внутренней стороне бедер, лизнул ее киску и бедра. Он облизнул и ее живот, и пупок ― все места, которые были испачканы его спермой. Затем приподнялся над ней, положив руки по обе стороны от ее головы. Рафаил смотрел на ее лицо, на невинные глаза, смотрящие в ответ, на бледную от слез кожу и веснушки на носу.
― Что ты наделала? ― прохрипел он, покачивая головой. ― Что ты, бл*ть, наделала, маленькая роза?
Изнеможение окутало его, потянуло закрыть глаза и дать телу отдых. Рафаил опустился рядом с Марией, сжал ее волосы в своих руках, лег на матрас и уставился на ее прекрасное лицо.
Он больше не мог трахаться.
А он любил убивать и трахаться. Жил ради этого. Без этого он был никем.
Маленькая Мария помешала его веселью и его жизненной цели.
Наматывая ее волосы на руку, Рафаил не сводил с нее глаз. Возбуждение накатывало на него при мысли о том, что, в конце концов, он обернет шелковистые пряди вокруг ее шеи. О том, как он будет трахать ее, пока она будет шептать его имя…
Она стала для него всем, пока все не будет кончено.
Подобно маленькой розе, которой она и была, она расцветет под его прикосновениями и под его властными наставлениями. Потом, когда настанет время, она завянет и умрет, и лепестки опадут, унося с собой ее прекрасное дыхание и биение сердца. Рафаил вздохнул. Сон надвигался на него.
Закрыв глаза, он увидел ее в гробу, сжимающую в руках длинные стебли, с лепестками красных роз, венчающими ее голову.
Рафаил улыбнулся.
Какое это было бы восхитительное и декадентское зрелище.
Глава 11
Мария осторожно вытащила свои волосы из рук Рафаила, как можно тише слезла с кровати и направилась в ванную. Ее сердце колотилось с каждым шагом. Она закрыла за собой дверь и, повернувшись, увидела себя в зеркале. Не двигаясь, просто смотрела на свое отражение. На свои взъерошенные волосы и раскрасневшиеся щеки. Она сделала неуверенный шаг вперед, потом еще один. Подойдя ближе к зеркалу, сдвинула бретельку платья и позволила ткани расстелиться у ее ног. Будучи обнаженной, встретилась со своим отражением снова. Провела руками по животу и между ног. Она все еще чувствовала, как Рафаил покрывает ее плоть теплыми поцелуями и то, как его мозолистые руки касаются, втирая сперму в кожу. Мария провела пальцами по своему лону и почувствовала, как ее щеки запылали, словно обожженные открытым пламенем. Но не его сперма на ее плоти была самым греховным ощущением. Эта честь принадлежала мысли о том, как палец Рафаила толкается в нее, а на его лице появляется первобытное, дикое выражение.