Рафаил

Мария снова села на свое место. Рафаил заметил, что его братья с интересом наблюдают за ней. Ему не нравилось их внимание к ней. Он запустил руку в ее волосы и притянул к себе. Мария тут же прижалась к нему. Он поцеловал ее в макушку, и она вздохнула, расслабляясь всем телом. Его тело расслабилось в ответ.

— Тост, — произнес Вара и поднял свой бокал.

Рафаил взял свой и поднял его. Мария колебалась, но после сделала то же самое.

— За Марию — монахиню в логове грешников.

Вара улыбнулся Гавриилу.

— Похоже, в кои-то веки здесь появился кто-то твоего сорта.

Он пожал плечами.

— Весы уравновешиваются.

Гавриил кивнул, улыбаясь Марии, поднял свой бокал в ее сторону и выпил вино.

Как только Рафаил поставил свой бокал на стол, дверь позади них открылась и вошел Михаил. Его обычно напряженное тело было расслаблено… но он был весь в крови. Его грудь, в распахнутой до пупка рубашке, была насквозь пропитана ей. Шея, лицо, клыки — все было залито кровью.

Михаил сел на противоположный край стола. Его льдисто-голубые глаза встретились со взглядом Марии, а после и Рафаила.

— Михаил, — произнес Гавриил. — Все кончено?

Михаил облизал языком окровавленные зубы. Дыхание Марии внезапно участилось. Рафаил посмотрел на нее сверху вниз. Ее взгляд был прикован к Михаилу. Она расширенными глазами изучала кровь на его лице, груди и пальцах, заостренные ногти которых тоже окрасились в пунцовый цвет.

— Он мертв.

Михаил схватился за пузырек с кровью на шее.

— И? — задал вопрос Села.

Сердце Рафаила заколотилось в ожидании ответа.

— Он кричал. Я привязал его к стене за руки и за ноги и выкачал из него всю кровь. Протыкал его снова и снова и пил из каждой раны.

Язык Михаила снова прошелся по зубам. Он пожал плечами.

— На вкус он был средним. Его кровь не пела для меня.

— Михаил, — произнес Рафаил.

Его лучший друг повернулся к нему.

— Это Мария.

Рафаил обернулся к Марии.

— Мария, это Михаил.

— Здравствуй, — застенчиво проговорила Мария.

Михаил уставился на нее пустым взглядом.

— На твоей шее красивые вены.

Рафаил услышал резкий вздох Марии.

— Ты в порядке, Мария?

Вопрос исходил от Гавриила.

— Да, — ответила она, и Гавриил кивнул ей.

Рафаилу не нравилось, когда кто-то кивал ей или улыбался. Никто, бл*ть, не должен с ней разговаривать. Ему оставалось быть с ней совсем недолго, и он хотел, чтобы она была только его. Его член дернулся, и он поднялся на ноги, нуждаясь в том, чтобы как можно скорее оказаться внутри нее и напомнить и себе, и ей, что она принадлежит ему и только ему. Взяв Марию за руку, он потянул ее за собой.

— Мы уходим.

Мария повернулась к столу.

— Приятно было познакомиться со всеми вами должным образом и немного пообщаться.

Рафаил вывел ее из комнаты и потянул вверх по лестнице. Ему снова нужно было оказаться в ней. В последнее время он становился все более беспокойным, и сам не знал почему. Его тело было слишком напряженным, когда она не была рядом с ним, когда он не был внутри нее и не делал ее своей.

Постоянное нахождение рядом с Марией стало единственным временем, когда он чувствовал себя спокойно.

***

Гавриил смотрел на закрытую дверь, слыша торопливый топот ног Рафаила, который вел Марию вверх по лестнице.

— Что ж, это было занимательно, — произнес Вара и наполнил свой бокал из бутылки вина, стоявшей в центре стола.

А Гавриил продолжал смотреть на дверь.

Рафаил казался другим. Гавриил вспомнил, как его брат смотрел на Марию и взгляд его золотистых глаз казался менее тревожным и менее напряженным, чем когда-либо за все годы, что Гавриил знал его. Он нахмурился. Ему не с чем было сравнивать, но он допускал мысль, что в том, как Рафаил смотрел на Марию, а она на него, было что-то похожее на… любовь? У Гавриила сжалась грудь от мысли об этом. Он обвел взглядом своих братьев, которые оживленно обсуждали с Михаилом его убийство. Они улыбались и смеялись, явно не задумываясь о том, как Рафаил держал ее за руку, постоянно следя за тем, чтобы какая-то часть его тела касалась ее: рука, нога или ладонь, крепко сжимавшая ее пальцы. Гавриил вспомнил их всех в Чистилище, их лица, когда они возвращались из комнат пыток. Человечность и свет, теплившиеся в их подростковых взглядах, ослабевали с каждым изнасилованием и наполненным болью «экзорцизмом», которым их подвергали Бретрены.

Свет Гавриила тоже померк.

Они не познали эроса — романтической, страстной и глубокой любви. Гавриил не был уверен, что кто-нибудь из них, да даже он сам, узнали бы это чувство, если бы оно возникло.

Но эти перемены в Рафаиле… его рука, держащая руку Марии, словно он никогда не захочет ее отпускать. И его легкая улыбка. Гавриил никогда прежде не видел, чтобы его лицо украшала такая беззаботная улыбка. И то, как она смотрела на него в ответ… словно он был ее жизненной силой. Словно он был воздухом, в котором она так отчаянно нуждалась, чтобы выжить.