Рагнарёк

Бальдра тоже сковал сон. Он еле двигался, как животное в спячке, что никак не может проснуться и все соскальзывает обратно в забытье. Ему снился волк Фенрир с его окровавленной пастью: зверь вырвался из волшебных пут, сжал челюсти и сломал распиравший их меч. Ему снилась змея Ёрмунганда, обвившая мир: вот она распутала свои кольца и поднялась над волнами, плюя ядом. Ему снилась Хель в мрачных залах – ее лицо, сразу живое и мертвое, ее корона бледного золота, кубок, что приготовила она, ожидая, что Бальдр придет и воссядет радом с ней. Девочка знала, что сны, в большинстве, непрочны и тонки, что усилием воли можно сорвать с себя сон, как паутину, свести его до суеты, подсмотренной в дверную щелку, или до пестрой головоломки, на которую глядишь со стороны безо всякого страха. Но есть сны другие, сжимающие сердце нестерпимым ужасом. Сны правдивей яви, липкие, удушающие, полные нескончаемой муки, грозящие сновидцу неотвратимой бедой.

В войну у девочки бывали такие сны, иногда абсурдные. Снова и снова снилось ей, что «немцы» спрятались под ее железной кроватью и упорно пилят ножки, чтобы схватить ее и уволочь. Она знала, что они там, даже проснувшись и понимая, что такого не может быть. В кафе и на автобусных остановках висели плакаты: серые фрицы, затаившись под скамьями и кофейными столиками, подслушивали, готовые выскочить из засады. Если придут немцы, мир погибнет. Но их прихода наяву она вообразить не могла. Ей снилось, что немцы схватили родителей, связали и бросили в яму посреди темного леса, а может – Железного леса. Родители лежали среди гнилой коры и веток, связанные и беспомощные. Немцы в серых касках шныряли хлопотливыми тенями, делали что-то с веревками и железом – а что делали, непонятно. Сама она пряталась у края ямы, глядя вниз на испуганных пленников и не хотела, не хотела знать, что затевают немцы. Девочка понимала: страх – это когда родители беспомощны. То была пробоина в стене, защищавшей ее самое обычное, как казалось ей, детство. Ей снилось то, чего она не знала наяву: родные растеряны, им страшно. Она была девочка думающая и со временем сумела это понять. Она привыкла, что новое знание дарит силу и удовольствие, но от этого открытия ей сделалось больно.

Она задавалась вопросом: кто же они, эти мудрые и добрые немцы, написавшие «Асгард», чтобы собрать и сохранить «германские мифы и верования»? Чей голос рассказывал ей эти дивные истории и тактично подсказывал толкования?

Фригг

Фригг, супруга Одина, решила со всех существ, земных, воздушных и водных, взять клятву не вредить Бальдру. В немецкой книге были отрывки из Младшей Эдды Снорри Стурлусона[25].

Фригг целый мир заставила пообещать, что не будет ее сыну Бальдру вреда от огня, воды, железа и других руд, камней, земли, деревьев, недугов, зверей, птиц, яда, змей. Тоненькая девочка пыталась вообразить, как это было. На картинке Фригг была высокой, статной, властной, в короне, с длинными бледными волосами, подхваченными ветром. У нее была тугая рубаха-кольчуга, богатая юбка и неправдоподобные сандалии из ремешков на греческий манер. Так что же, она на колеснице объезжала мир или отправилась пешком? У девочки воображение было зрительное и шло от слов на бумаге – такой уж она родилась.