Рагнарёк

И вот однажды, став уже чуть постарше, она повстречала книгу под названием «Асгард и боги». Книга была увесистая, в зеленом переплете, с удивительной картинкой, которая, казалось, вот-вот сорвется с обложки и улетит: среди туч и зазубренных молний мчит верхом Один со своей Дикой охотой, а из устья подземной пещеры с тревогой следит за ним карлик в мягком колпаке. В книге было множество загадочных, невероятно тонких и подробных гравюр: волки и бурные реки, призраки и парящие девы. Это была ученая книга, в свое время мама девочки готовилась по ней к экзаменам по древнеисландскому и древнескандинавскому языкам. И, как ни странно, написал ее немец, доктор Вильгельм Вегнер. Девочка, привыкнув прочитывать книги от корки до корки, не стала пропускать введение: автор в нем грезил о возрождении «исконного германского мира с его чудесами и тайнами». «Германский» значит «немецкий», «немцы». Тут была загадка. Тоненькой девочке снились страшные сны: немцы швырнули ее родителей в зеленую яму в темном лесу, а сами залезли к ней под кровать и пилят ножки, чтоб добраться до нее и убить. Значит, были какие-то другие, исконные немцы? Не только те, что сновали по ночам в небе, сбрасывая на людей смерть?…

Еще в книге говорилось, что это истории нордических народов, то есть, северных: норвежцев, датчан, исландцев. Девочка, живя на севере Англии, привыкла считать себя северянкой. К тому же их края в свое время были под викингами. Получалось, что это – ее истории. Книга превращалась в страсть.

Девочка часто читала по ночам, тайком, под одеялом с фонариком или в тусклом луче, проникавшем в дверную щелку из освещенного коридора, где окна были завешены светомаскировкой. Еще одну книгу она читала и перечитывала: «Путь Пилигрима» Джона Беньяна[3]. Пилигрим искал дорогу в Грядущий мир. Он нес мучительное бремя грехов – у девочки даже кости ныли от этой тяжести. Вместе с ним она увязала в Топи уныния, странствовала в лугах, и в горах, и в Долине Смертной Тени. Вместе с ним противостояла Великану Отчаяния и адскому демону Аполлиону. Но книга Беньяна имела ясный посыл. С «Асгардом» все было не так просто: тут целый мир таинственно возникал, наполняясь существами колдовскими и могущественными, а потом приходил к концу. Это был конец настоящий. Последняя страница, за которой – ничего.

На одной из картинок в «Асгарде» были изображены Исполиновы горы[4]: в ущелье бежит река, над ней вонзаются в небо каменные колонны, ни на что живое не похожие. А среди колонн – люди или скалы? Бугроватые головы без лица, руки-обрубки… Один из склонов покрыт серой щетиной леса. На ближнем берегу реки едва видимые люди-муравьишки задрали головы кверху, смотрят. Странные каменные создания укутаны длинными клоками тумана… Девочка прочла рядом:

«Подобно всем прочим, мифы о великанах и драконах создавались постепенно. Сначала эти странные существа напрямую отождествлялись с предметами и явлениями природы. Позже у них появились обиталища: скалы и расселины. Наконец, обретя личность, они переселились в собственное королевство Ётунхейм».

Разглядывая картинку, девочка ощущала странное, острое удовольствие. Она знала, хоть и не смогла бы это облечь в слова: дело в тончайшем соотношении точности и гадательности рисунка. Глаз должен был потрудиться, чтобы скалы ожили, и они оживали – всякий раз по-новому, как и задумал художник. Девочка знала, что увиденный издали куст или пень может на миг превратиться в клыкастого пса, готового прянуть, а длинная ветка – в змею с блестящими глазами и трепещущим раздвоенным жалом.

Так и видели мир люди во дни, когда рождались боги и чудища.

Девочка думала о каменных великанах, и мир полнился тревожной и своевольной силой. Ей хотелось сочинять собственные истории. Детей готовили к бомбардировкам, а в окошки ее противогаза заглядывали бугроватые каменные головы, ждавшие, когда она придумает им лица.

Каждую среду младшеклассники ходили в местную церковь на уроки Священного писания. Викарий был добрый человек, в цветное витражное окошко у него над головой лился свет.

В церковных брошюрках были картинки и песни об Иисусе смиренном и кротком[5]. На одной из них богочеловек проповедовал милым и прилежным малышам: кроликам, олененку, белке, сороке, и его лесная паства казалась более настоящей, чем он сам. Девочка смотрела, пыталась найти в себе что-то в ответ – и не могла.

Их учили молитвам. Девочка чувствовала, как слова ватными облаками уплывают в пустоту, и казалась себе испорченной.

Для ребенка она мыслила весьма логично и потому не понимала, как Бог, которому они молятся, такой добрый и милосердный, мог рассердившись затопить целый мир или обречь единственного Сына на отвратительную смерть ради людей, которым она, похоже, не принесла ничего хорошего. Вот и сейчас шла война, и девочка боялась, что она никогда не кончится. Вражеские солдаты были злодеи, лишенные спасения. Или просто люди, которым тоже больно.