Рагнарёк

Девочка думала, что Бог – то ватно-благостный, то кровожадный по-язычески – такая же выдумка, как живые камни в Исполиновых горах. Ни та, ни другая ипостась его не сподвигала ее сочинять истории, не питала воображение. Наоборот, все в ней как-то глохло и притуплялось. Девочка укоряла себя: мол, такие мысли бывают только у испорченных детей. Она – как Невежество у Беньяна, веселый юноша, провалившийся в яму у самых Врат небесных. Девочка очень старалась думать как положено, но воображение ее стремилось прочь, туда, где все было – жизнь.

Иггдрасиль [6] : Мировой Ясень

Я знаю древо, имя ему Иггдрасиль – Власатое древо, орошаемое переливчатым облаком[7].

В начале было Древо.

Шар каменный мчал сквозь пустоту. Под его корой пылал огонь. Скалы плавились, клокотали газы, лопались пузыри. Вода, густая, насыщенная солью, льнула к шару, и слизь перетекала по нему, и в ней шевелились уже существа. У шара любая точка центр, и в центре всего было Древо. Оно скрепляло мир: воздух и землю, свет, мрак и разум.

Древо было создание непомерное. Оно запускало в толстый дерн слепые корешки-иголки, а следом тянулись нити, веревки, канаты: щупали, цапали, шарили под землей. И еще три особенных корня мощно простирало Древо. Один – под долы и горы Мидгарда, Срединной земли. Второй – в Ётунхейм, обиталище ледяных великанов. Третий – в самый низ, во мрак, в сырые туманы Хель.

Высокий ствол ширился: кольца распирали его, разрастаясь изнутри. Близко под кожей его теснились канальцы, тянули наверх воду, и она прозрачными столбиками подымалась к кроне. Древо гнало воду в листья, а те, развернувшись встречь солнцу, из света, воды, воздуха и земли творили новую зелень. Зелень шевелилась на ветру, впивала дождь, кормилась светом. К ночи свет тускнел, и тогда Древо отдавало его обратно, недолго лучась в сумерках, как бледная лампада.

Древо ело и было поедаемо, питалось и само служило пищей несчетным существам. Великанская сеть его корней была изнизана и спелената тонкими нитками грибниц. Они разъедали корни, забирались в ячейки древесины и сосали из них жизнь. Только изредка эти сытые существа пробивались наверх сквозь лесной войлок и кору и тогда взбухали грибами полезными и ядовитыми: мухоморами с алой кожистой шляпкой в белых бородавках, или бледными хрупкими зонтиками, или просто слоистыми наростами на коре. А то надувался на толстой ножке гриб, называемый «дедушкин табак», чтобы лопнуть потом и рассеять дымком споры-семена. Грибы кормились корой и корнями, но зато питали Древо собой: крошечные частички их возносились вместе с водой по канальцам.

И было великое множество червей: толстых, с палец, и тонких, тоньше волоска. Тупыми головками они зарывались в лесной войлок, ели корни и, переварив, выделяли пищу для корней. В чешуйках коры деловито сновали жуки: точили и грызли, кормились и плодились – жуки, сияющие, как золото и медь, бурые, как мертвая древесина. Толстые личинки их лакомились корой, а дятлы долбили кору и лакомились личинками, вспыхивая меж ветвей зеленым, пунцовым, черным, белым, алым… Висели на шелковинках пауки, тонкой работы сети раскидывали на жучков и бабочек, мягкокрылых мотыльков и гарцующих кузнечиков. Муравьи то обезумевшими армиями устремлялись вверх по стволу, то мирно пасли, поглаживая щупиками, стада тли, от которой они умеют получать сладкий сок. Там, где ветви отходили от ствола, в ложбинках собиралась вода и получались озерца, по краю опушенные мхом. В озерцах плавали пестрые древесные лягушки, метали нежную пузырчатую икру, заглатывали молодых червячков, а те дергались и закручивались винтом. Среди ветвей пели птицы и в укромных местечках строили себе жилища. Каких тут только не было гнезд: и глиняные шарики, и волосатые мешочки, и корзинки, мягко выстланные сухой травой. И не было места на Древе, где никто бы не скоблил его челюстями, не долбил, не бурил, не жевал, не урывал бы себе кусочек…

Ходили рассказы о созданиях, обитавших в могучих ветвях. На самой верхушке сидел великанский орел, равнодушно выпевая песни о былом, настоящем и грядущем. Звали его Хрёсвельг – Пожиратель плоти. Когда орел взмахивал крыльями, дули ветры и выли ураганы. Между глаз его сидел дивный сокол Ведрфёльнир. Огромные ветви Иггдрасиля служили пастбищем четырем оленям: Даину, Двалину, Дунейру и Дуратрору. С ними паслась коза Хейдрун, чье вымя было полно хмельным медом. Белка-гонец, Рататоск-Грызозуб, деловито сновал по стволу, перенося вести и брань между орлом на вершине и недреманным Нидхёггом, черным драконом, обвившим подножье Древа[8]. Целый выводок червей оплетал дракона. Дракон грыз корни, а они отрастали вновь.

Древо было непомерно. На нем высились, полускрытые листвой, великолепные чертоги. Оно было целый мир.