Рагнарёк

Мифический герой во многом реальнее героя романа. Дон Кихот стремится проникнуть в область мифа, и разрыв между его фантазиями и действительностью сам по себе приобретает масштаб почти мифологический. Анна Каренина, князь Мышкин, Эмма Бовари, Густав фон Ашенбах – персонажи с уникальным внутренним строем, но и тут примешались обобщающие мифы. В душе Ашенбаха борются Аполлон и Дионис. Князь Мышкин стремится к христоподобию. Несколько лет я вела курс для студентов-вечерников, называвшийся «Миф и реальность в романе». Мы изучали мифы, в разной форме вплетенные в ткань более или менее реалистических произведений. В моих собственных романах тоже звучат отголоски мифов, ставшие неотъемлемой частью их сути и формы, равно как и мировоззрения их героев. Я выбрала для обсуждения со студентами скандинавский миф о Рагнарёке, потому что, читая и перечитывая в детстве книгу «Асгард и боги», впервые ощутила разницу между мифом и сказкой. Я не верила в нордических богов, более того, Эдды помогли мне понять, что христианство – такой же пояснительный миф, только менее занятный и волнующий. Сюжет мифа редко радует читателя. То ли дело сказка. Сказки для меня – это истории об историях, дарящие читателю радость узнавания бесконечных вариаций одного и того же сюжета. Суть сказки – если закрыть глаза на обилие жестокости и страшные кары, постигающие злодеев, – в приятной предсказуемости счастливого конца: хорошие герои благоденствуют и радуются потомству, плохие получают по заслугам. Впрочем, сказка сказке рознь. Братья Гримм говорили, что собранные ими сказки в первую очередь отражают коренные верования их германских предков. А вот Ганс Христиан Андерсен редко писал вещи с обобщенным фольклорным сюжетом. Его сказки авторские, фантазийные, в них подробно прописаны характеры и чувства. В детстве я думала, что Андерсен хочет меня как читательницу напугать или огорчить. Я и теперь так думаю.

Как я уже говорила, мифы редко дарят радость. Чаще – мучат, смущают загадками, не дают покоя уму. Они по-своему меняют наше восприятие мира, во главу угла ставя не радость, а встречу с непостижимым, со сверхчувственным, с нуминозным, говоря модным словом моих студенческих лет. В детстве сказки виделись мне изящными переливчатыми ожерельями из самоцветов, резных деревянных шариков, эмалевых бусин. Мифы были сродни огромным пещерам, где соседствуют трагический мрак и ослепительный цветной свет, где одно выявлено слишком ярко, а другое окутано густым туманом. Моя мать дала мне как-то прочесть стихотворение У. Дж. Тернера[37], в котором хорошо показано, как человек попадает под власть мифа:

Романтика

В тринадцать лет попал я в край
Чудесный, золотой.
Краката́у и Котопа́хи
Ум пленили мой.

Отец мой умер, умер брат,
Но боль была легка.
Великий Попокатепетль
Сквозь тучи мне сверкал.

Кипели игры во дворе,
А я был как во сне —
Кракатау и Котопахи
Дали друга мне.

Со мной по улицам шагал
Тот отрок золотой.
О ясный Попокатепетль,
На нас был отсвет твой.

Мы шли вдвоем, и я молчал,
Я камня был немей:
Кракатау и Котопахи
Рот замкнули мне.

И я смотрел в его лицо,
Не отрывая глаз.
О ясный Попокатепетль,
То был твой высший час:

Машины, люди – было все,
Как скопище теней.
Кракатау и Котопахи
Пленили душу мне!

Я узнала это состояние ума, этот живой, инакий мир. Только вместо Кракатау и Котопахи в голове у меня звучало: Гиннунгагап, Иггдрасиль, Рагнарёк. И позже бывало со мной такое. Вместе с Энеем я видела Сивиллу Кумскую, бьющуюся в невыносимой муке: «Immanis in antro bacchatur vates»[38]. Любовалась, как великолепный Змий у Мильтона, виясь тугими кольцами, пересекает райский сад[39].

Когда издательство «Кэнонгейт» предложило мне написать миф, я сразу поняла, за что возьмусь. Конечно, за Рагнарёк – грандиозный миф, где погибают сами всесильные боги. Есть варианты, в которых мир, кончившись черной водяной гладью, очищается и возрождается, как мир христианских мифов после Страшного суда. Но в книгах, которые я читала, говорится, что тут могло сказаться влияние христианской доктрины. Да и слабоват этот финал в сравнении с тем, где так великолепно гибнет целый мир. Нет, Фенрир-волк проглотил отца богов, змея отравила Тора, все сперва сгорело в красном зареве, а потом потонуло во мраке. Весьма внушительная концовка, если можно так выразиться.