Этот холодный мартовский вечер запомнился мне до мелочей. Я вернулась в гостиницу из аэропорта. Меня ждал Аслан. Он отвез меня в хороший номер, чтобы я успела (по его выражению) принять человеческий облик. Странное дело: все происходящее до того, как я захлопнула за собой дверь номера, и все происходящее после, спустя несколько часов, когда мы сели в машину и поехали в ресторан — помню хорошо, до мелочей. То, что происходило в номере — смутно. Аслан отдал мне ключ и уехал. В передней я сорвала с себя пальто, платье, белье и совершенно голая ворвалась в ванную. Я рыдала. Не плакала — это были уже не слезы. Это было звериное рычание, глухие хрипы, сотрясающие грудь, внутренний крик боли, призыв о помощи, звуки, произносимые обезумевшей душой…. Я повернула кран. В ослепительно белую ванну брызнула струя воды, и брызги осели на моих волосах. В тот момент что-то блестящее привлекло мое внимание. На полочке лежала бритва. Я схватила бритву и закрыла кран с водой. В воде ярко отражался свет ламп.
На мгновение закрыла глаза — и увидела лицо мамы. «Мамочка, прости меня…». Мозг обожгла мысль о том, что мама одобрила бы мою смерть после моего же собственного поступка. Даже больше того: моя смерть была бы единственным, что могло оправдать меня в ее глазах. Если б мама узнала обо мне правду. Я прыгнула в ванну, не понимая, холодно мне или горячо. Высоко подняла руку с бритвой. Огонь лампы играл на поверхности гладкого металла. Собрав всю волю, полоснула бритвой по запястью левой руки. В первый момент не почувствовала боли. Брызнула струя и я увидела на белом кафеле красные брызги. Опустив руку в воду, стала смотреть, как красные скользящие змеи начинают расплываться по воде… Мне стало страшно. Краем уха услышала скрежет ключа в замке, потом — шаги, голос Аслана, зовущий меня по имени….. По лицу потекли слезы.
Дверь ванной распахнулась, вбежал Аслан. Позже он говорил, что ужасно перепугался, увидев меня сидевшей в окровавленной ванне с бритвой в руке и отрешенным лицом, по которому текли слезы. Он говорил, что это был первый и последний раз в жизни, когда что-то смогло его напугать. Аслан вынес меня из воды. Он обладал кое-какими познаниями в медицине (все-таки бывший боевик), и понял, что я не задела вену. Своим ремнем Аслан перетянул руку выше локтя, чтобы остановить кровотечение, и дал мне понюхать ватку с нашатырным спиртом. Когда я пришла в себя, чувствуя страшную саднящую боль в руке, он залил рану йодом и туго перевязал бинтом. Потом завернул меня в большую мохнатую простыню и отнес на кровать в спальню.
— Девочка моя, что произошло? Ты сошла с ума? Зачем ты это сделала?
Я плакала и ничего не могла сказать. Аслан больно тряхнул меня за плечи.
— Отвечай! Зачем ты это сделала — теперь? Когда все закончилось и закончилось хорошо? Зачем ты это сделала?
— Я не хочу так! — мне показался глухим собственный голос, — я не смогу жить… теперь…
— А что — теперь? Все хорошо! Ты благополучно вернулась. Все прошло блестяще! Клиент очень доволен. Зачем? Ради Бога, зачем?!
— Я больше не смогу жить так, как раньше! И я не хочу — жить так!
— А что ты знаешь о своей жизни? Ничего, ровным счетом! У тебя нет причин, чтобы покончить с собой.
Я зарыдала. Аслан сел рядом и горестно вздохнул:
— Ни за одну женщину я не боролся так, как за тебя. Ты уникальная девочка, и я единственный в мире, кто об этом знает. Ты должна просто гордиться собой, а не трусить, отползая в кусты как последняя половая тряпка….
— Я не тряпка! И я ничего не боюсь!
— Правда? А что ты сделала? Ты струсила самым натуральным образом! Поступила как самая обычная баба, как глупая баба! Я думал, ты не такая, как все.
— Я и не такая! Именно поэтому я не имею права теперь жить!
— Господи, какие глупости! И кто только вбил в голову тебе дурь! Кто тебе сказал, что пришло время платить по такому счету? Между прочим, ты на все пошла добровольно и знала, на что шла. Не так ли? Или мне надо напомнить, что ты ухватилась обоими руками за эту возможность? Так что не делай вид, что тебя использовали! Теперь ты сама будешь использовать других. И нечего строить из себя девственницу!
— Но после этой мерзости… Я не думала, что будет так…. Эта мерзость будет преследовать меня до гроба!
— И ты решила приблизить этот гроб? Нет, моя милая, легко быть белой и пушистой, когда у тебя все есть. А если у тебя ничего нет, то тебе никогда и не дадут, если только ты сама не возьмешь. Ты сделала свой выбор.
— Я все равно себя убью!
Аслан засмеялся, потом отвесил мне две пощечины. Я захлебнулась слезами и унижением.
— Убивай. Мне-то что, — сказал Аслан, — я и так слишком много для тебя сделал. Но я не позволю тебе подставить меня. Поэтому ты придешь в себя, потом оденешься и мы поедем туда, куда ты должна ехать! И все.
— Нет! Я никуда не поеду!