Баловство любви
Природа балует любовью,С ней сладок и спокоен сон.Когда с годами своей кровьюТебя уж чувствую… Влюблен!Влюблен в сомненья и улыбки,В любимый гнев по пустякам,В час, когда чувства очень зыбки,В миг, когда пал к твоим ногам.Влюблен, хотя тебе желаюС такою страстью не себя,Все чаще снова понимаю,Как тяжко жить, меня маня.Как тяжелы со мною годы,И судьбы наши – дураки,Неумолима лишь природа:Ведь врозь мы сгинем от тоски.От, что скрывать, скупого мира,Глухого к жизни «не всерьез»,В тисках меж денег и кумировПропащего средь глупых грез.Как же прекрасно жить, ребята!Когда по-прежнему влюблен,Когда по-русски, непредвзятоНа легкость духа обречен.Когда смешны потуги кукол,И нет зашоренной тоски,Когда серьезным словно глупымЯ становлюсь, раз мы близки.Влюблен без горе-«валентинок»,Спасен от мрачности судьбыЛюбить надменных и наивных,Всех тех, чьи только мы рабы.Тебе одной скажу, родная,Пусть это будет наш секрет,По сей я день не понимаю,Где взял счастливый свой билет.[1]
X
Пока я жив, я, к счастью, одинок. Боюсь, после смерти мне будет неинтересно с самим собой.
X
Для достижения стабильности в мире очень не хватает всплывшего из океана большого необитаемого куска суши.
X
Любить – это гореть. И никак иначе. Погас – все, можно на перекур.
X
Атеисту сложнее, чем верующему. Ему приходится уважать чужие чувства и презирать свои.
X
Как же глупо отказывать себе в жизненных удовольствиях, заботясь о сохранении лишнего года жизни, когда на крышах так много плохо закрепленных предметов!
X
На какую именно составляющую производительности труда повлияет терпимость к голубым? Затрат на этот процесс куда больше…
X
Мужество – это не только умение признавать свои ошибки. Но и прощать чужие.
X
Отказывать нуждающемуся в просьбе равносильно отказу себе в праве в чем-то сомневаться.
X
Толерантность – это дань совести. Космополитизм – дань рассудку. Жестокость – страху.
X
Творить – это не создавать новое. Это постигать очевидное.
Театральный кружок
Зал. Занавес – страница мира,Ее, как роль, актер листал,Он от Шекспира до эфираЛетать за жизнь не перестал.Он грезит Пушкина струною,Душа по-прежнему велитИграть лишь ей, струной иноюЛишь в миг, когда душа болит.Когда потрепанной портьереПод шум оваций, гром любви,Актер под шепот: «Я не верю…»Поплачет, как всегда, навзрыд.Когда затасканным ОстровскимОн вновь себя в другом найдет,А после, трезвенником жестким,Высоцким под сто грамм споет.Когда, невинный взгляд бросаяСо сцены в дальние ряды,Актер, уж Чехову внимая,Бросает в зал смешков сады.Он рад улыбке, как проклятью,В глазах добро не заменить,И лишь в своих строках понять онГотов тоску. И не забыть…* * *…Живет он, маски не снимая,И каждый день в судьбе – премьера,Своей всей жизнью понимая,Рай Данте, точно ад Мольера…