Рай и ад. Великая сага. Книга 3

Чарльз сел и отвел со вспотевшего лба темные кудри. Он давно не стригся, и волосы волной падали на воротник выцветшей голубой рубашки. Хотя ему минуло всего двадцать девять, его былая привлекательность порядком увяла из-за пережитых бед и лишений.

Напротив, в кресле гостиничного номера чикагского отеля «Гранд-Прери», он увидел свой ремень с кобурой. В кобуре лежал кольт 1848 года с выгравированной на нем сценой схватки индейцев с драгунами. На спинке того же кресла висело его цыганское пончо, которое он сам сшил во время войны для тепла из лоскутов, вырезанных из серых форменных брюк, синих мундиров северян, шерстяных одеял в желто-красную клетку и кусочков меха. Да, война…

– Дурной сон, – сказал он. – Я разбудил Гуса?

– Нет, сэр. Ваш сыночек спокойно спит. Мне жаль, что вам приснился кошмар.

– Мне следовало сообразить, что это всего лишь сон. Там был Эб Вулнер. И мой конь Бедовый. Они оба давно мертвы. – Чарльз потер глаза. – Все в порядке, Морин. Спасибо вам.

– Да, сэр, – с сомнением в голосе ответила она и тихо вышла из комнаты.

В порядке? Так ли это? – подумал Чарльз. Будет ли он вообще когда-нибудь в порядке? В этой войне он потерял все, потому что потерял Августу Барклай. Она умерла, давая жизнь его сыну, о котором он узнал только после ее смерти.

Сон все еще не отпускал его. Он по-прежнему видел горящий лес, ощущал запах гари, как и тогда, в пылающем Уайлдернессе, чувствовал жар, от которого закипала кровь. Этот сон как нельзя лучше отражал его настроение. Измученный и словно выжженный изнутри, он и в часы бодрствования снова и снова задавал себе два вопроса: где ему наконец обрести душевный покой и где найти такое место, в котором нет войны? Ответ на оба вопроса был один: «Нигде».

Он снова отвел со лба волосы, поплелся к буфету и плеснул в стакан виски. Из углового окна гостиной виднелись крыши домов на Рэндольф-стрит, окрашенные красноватым светом заката. Не успел он сделать последний глоток, пытаясь избавиться от навязчивых видений, как появился дядя Августы, бригадный генерал Джек Дункан.

– Чарли, у меня плохие новости, – сообщил он с порога.

Бревет-генерал Дункан, полноватый, румяный крепыш с волнистыми седыми волосами, был совершенно неотразим в полной парадной форме – длиннополом мундире с саблей на боку и ярким поясным шарфом. Черную шляпу с шелковой кокардой он держал под мышкой. Фактически на своей новой службе в штабе Миссисипского военного округа, расквартированного в Чикаго, Дункан имел чин капитана. Большинство временных званий, присвоенных в федеральной армии в военное время, было отменено, однако Дункан, как и остальные, получил право, чтобы к нему обращались как прежде. Он все так же носил на эполетах серебряную звезду бригадного генерала, хотя и сетовал на путаницу в рангах, знаках различия и форме, которая возникла в послевоенной армии.

В ожидании дальнейших объяснений Чарльз заново раскурил окурок сигары. Дункан отложил в сторону шляпу и налил себе выпить.

– Чарли, я все утро провел в штабе округа. Вместо Джона Поупа командующим назначен Билли Шерман.

– Это и есть ваша плохая новость?

Дункан покачал головой:

– У нас по-прежнему почти миллион под ружьем, но дай Бог, если в следующем году к этому времени останется тысяч двадцать пять. В рамках такого сокращения добровольческие пехотные полки с Первого по Шестой будут распущены.

– Все «оцинкованные янки»?

Так называли пленных конфедератов, которым во время войны разрешили служить в армии Союза вместо тюремного заключения.

– До единого. Свою задачу они выполнили. Не дали сиу перерезать поселенцев в Миннесоте, восстановили телеграфные линии, уничтоженные партизанами, защищали форты, охраняли почтовые дилижансы. Но теперь все кончено.

Чарльз подошел к окну:

– Черт побери, Джек! Я ведь ехал сюда именно для того, чтобы вступить в один из этих полков.

– Знаю. Но двери захлопнулись.

Когда Чарльз повернулся, у него было такое несчастное лицо, что Дункан даже растрогался. Этот южнокаролинец, который сделал ребенка его племяннице, был хорошим человеком, но, как и многие другие, провоевав полных четыре года, стал жертвой послевоенной неразберихи.

– Все понятно, – сказал Чарльз. – Значит, придется скрести полы или рыть канавы.

– Есть и другой путь, если захочешь попробовать. – (Чарльз замер.) – Регулярная кавалерия.

– Но это же невозможно! Закон об амнистии не распространяется на выпускников Вест-Пойнта, перешедших на другую сторону!

– Закон можно обойти. – Прежде чем озадаченный Чарльз успел спросить, как именно, генерал продолжил: – Офицеров после войны осталось более чем достаточно, а вот хороших рядовых не хватает. Ты отличный наездник и первоклассный солдат – иначе и быть не может, если за плечами Вест-Пойнт. Тебя наверняка предпочтут ирландским иммигрантам, одноруким калекам или беглым заключенным.

Чарльз задумчиво пожевал сигару:

– А как же мой сын?