Рай милостью Божией. Изгнание

В полном смущении, ничего не понимая, она увидела, как двое других, вскочив на ноги, подбежали к ним и все трое с мистическим ужасом уставились на ее груди. Они обменивались короткими, похожими на тявканье фразами. Пленница попыталась лохмотьями платья прикрыть грудь, но они, отбросив ее руки в стороны, продолжали глазеть на нее, покачивая головами и завывая. Боже мой, что случилось?! Что так напугало их?

Ах да, ее родимое пятно! Дикари не отрываясь смотрели на него — на небольшую розоватую, похожую на лунный серп отметину в расщелине между грудями. Она с трудом сдерживала слезы облегчения, неслышно молясь, чтобы нечто, напугавшее их в этом пятне, не позволило им прикоснуться к ней. Дрожащими руками она снова начала застегивать лиф, и на этот раз они ее не остановили. В руке у нее осталась еще одна оторванная пуговица.

Китти устало прислушивалась к спору индейцев, которые, скривив физиономии, жестами указывали на нее. Наконец старший резким махом руки вниз дал понять, что все решено, и что-то приказал. Двое понимающе кивнули, подошли к ней и крепко связали ей руки за спиной. Китти снова медленно опустилась на землю, снова и снова убеждая себя, что жива и невредима.

Трое индейских воинов растянулись на земле почти рядом с ней, а Китти, опять подтянув колени, свернулась калачиком. Зубы ее выбивали дробь от холодного пронизывающего ветра. Какое-то время она прислушивалась к далекому печальному уханью совы, но вскоре задремала, время от времени просыпаясь от дрожи и снова засыпая.

Услышав сухой треск кустов и шорох листьев, Китти вздрогнула и открыла глаза. Подняв голову, она увидела, что это один из индейцев углублялся в темную чащу, чтобы облегчиться. Двое остальных неподвижно лежали на земле.

Руки ее, казалось, все еще продолжали спать, и она, пошевелив ими, поняла, как болят у нее все мускулы, как ноет от боли все тело… Вдруг из-за кустов, куда скрылся индеец, донесся шум глухого удара. К удивлению Китти, его соплеменники сразу вскочили, выхватив оружие, но не успели сделать и шага, как раздался распоровший тишину ружейный выстрел, и старший, с пронзительным воплем схватившись за грудь, повалился на землю. Оставшийся в живых индеец с ружьем в руках завертелся волчком, и в это мгновение Китти увидела всполох растрепанных рыжих волос, бриджи из оленьей шкуры, и на лужайку стремительно выбежал…

— Роман… Боже, да это же Роман… — прошептала она, чувствуя, как от радости рванулось из груди сердце. Он с разбега бросился на индейца и выбил у того ружье.

Сцепившись, оба покатились по земле. Индеец крепко схватил Романа за запястье и старался оттолкнуть от себя его руку, в которой был зажат нож.

У Китти от этого неистового мелькания переплетенных рук и ног остановилось на миг дыхание. Все часы, проведенные в неволе, она подавляла то и дело подступавший страх, и теперь ей пришлось даже закусить губу, чтобы сдержать рвавшийся наружу вопль.

Роман нанес индейцу сокрушительный удар в челюсть, и когда тот от боли разжал хватку на его запястье, нож, грозно сверкнув, с размаху вонзился дикарю в руку возле локтя. Индеец взвыл, хватая широко открытым ртом воздух. Китти застонала, едва не лишившись чувств: она увидела, как полуоторванная рука индейца беспомощно задергалась, как из нее хлынул, пузырясь, поток крови. Через секунду Роман вонзил нож ему под ребро.

Лежавший на земле индеец задрожал, губы его беззвучно зашевелились… наконец, издав протяжный стон, он откинул голову назад и затих.

Роман тяжело и прерывисто дышал, все еще подминая под себя противника, пока не убедился, что индеец мертв. Затем вытащил из застывшего тела нож и быстро вытер его о сухие листья. Через секунду он уже стоял рядом с Китти и взмахом ножа перерубал кожаные путы.

— Все в порядке? — спросил он.

— Кажется… да, — с трудом пролепетала Китти.

— Тогда пошли!

Подняв ее на ноги и схватив за руку, он стремительно повлек девушку от лужайки. Роман только на секунду остановился, чтобы поднять с земли ружья — индейца и свое.

— Может, неподалеку шатается еще один отряд: совсем рядом с фортом захватили двух мальчишек.

Больше разведчик ничего не сказал, и Китти теперь приходилось уповать только на резвость своих онемелых ног. Он упрямо тащил ее за собой, и вот уже впереди при неясном лунном свете она увидела массивного коня Романа. Он усадил ее в седло, а сам устроился за ее спиной.

Хорошо тренированная лошадь пошла беззвучно, уверенно выбирая дорогу среди деревьев, словно отлично знала, куда идти. А Китти чувствовала спиной его теплое тело… Расслабившись, она уронила голову Роману на грудь.

Они ехали уже около часа, когда Роман вдруг направил лошадь в небольшую лощину между двумя островерхими горными кряжами и остановился под свисающим выступом меловой скалы. Спешившись, он опустил Китти на землю и привязал коня к одной из пышных сосен, приютившихся в расщелинах, после чего жестом пригласил ее в это естественное убежище.