Рай на заказ

И мы продолжали общаться. Теперь это были еженедельные свидания по телефону.

Однажды Сивиллина вдруг стала расспрашивать меня:

— Слушай, ты изучал право... Лжесвидетельство — это серьезно?

— Да. Это уголовное преступление, — ответил я. — А что?

— Максимилиан случайно... В общем, он кое-кого сбил...

— Дорожно-транспортное происшествие?

— Дело в том, что... он сбил ребенка. Одиннадцати лет. Уже во второй раз.

— Прости — что?!

— У него друзья в мэрии, но не в правоохранительных органах. Ему нужны мои свидетельские показания, чтобы убедить суд, что ребенок сам бросился под колеса.

— Две аварии с детьми? Как это возможно?

— Я тебе показывала фотографию, но ты, наверное, не обратил внимания, что Максимилиан маленького роста. Он ниже меня. Но у него очень большая машина, здоровенный БМВ. Когда он за рулем, то, даже несмотря на специальные подушки, сидит слишком низко. Он действительно очень невысок. Поэтому ему не видно как следует, что происходит перед самим автомобилем... — Помолчав, она глубоко вздохнула: — Наверно, ребенок играл на дороге, а Максимилиан его не заметил.

— Он второй раз не заметил ребенка перед бампером своего БМВ?

— Да. Знаю, это может показаться странным, но это правда. В общем, так он мне сказал и попросил дать свидетельские показания.

— Но тебя же не было там?

— Нет, конечно, нет.

— Ты понимаешь, что ты говоришь? Этот тип уже два раза сбил детей и просит тебя лжесвидетельствовать в его пользу. А как он выкрутился в прошлый раз?

Сивиллина замялась, а потом выпалила:

— Его бывшая дала ложные показания. Он сказал, что все было улажено в два счета.

Я дал ей телефон моего друга-адвоката.

— Есть еще одна вещь... — вздохнула Сивиллина. — Он узнал, что я звоню тебе, и разъярился. Мне теперь будет труднее звонить тебе, но я буду это делать, как только смогу.

— Он так ревнив?

— Да, но лишь потому, что любит меня. Если бы ты только знал!.. Он каждый день мне это повторяет. Ты даже представить не можешь, как он меня обожает.

Сивиллина продолжала мне звонить. Теперь она говорила шепотом, как будто боялась, что ее подслушивают под дверью. Каждый раз портрет ее избранника дополнялся новыми деталями.

— Максимилиан часто подшучивает над своими пациентами. Он говорит, что это помогает «не погрязнуть в рутине». Я сказала, подшучивает... Наверное, он еще и немного... обманывает их. Люди приходят к нему с депрессиями, а он прописывает им слабительное. Ну, ты понимаешь, это скорее школьная шалость. А по вечерам он хохочет: «Они хотят сесть мне на шею, а я пересажу их на унитаз!» — Сивиллина сама засмеялась, словно это помогало ей успокоиться. — Ты не представляешь, как Максимилиан чувствителен. У него бывают настоящие депрессии. Каждое утро он хочет совершить самоубийство, и я по целому часу убеждаю его жить, несмотря ни на что. Знаешь, я думаю, что спасаю его своей любовью. Он так нуждается во мне. После того как мне удается его приободрить, он с радостью отправляется на работу.

— А вечером возвращается в прекрасном настроении, рассказывая тебе истории о слабительном и высмеивая пациентов.

— Он рассказывает мне об их расстройствах и неврозах. Он говорит: «Они все — чокнутые!»

— А что с тем делом о детях, которых он сбил?

— Все обошлось. У него нашлись приятели в теннисном клубе, которые работают где-то в суде, они все устроили. Ему даже не пришлось выплачивать компенсацию родителям. Черт, пора заканчивать, я слышу, как он вставляет ключ в замок! Он пришел!

Я различил в трубке голос, доносившийся издалека:

— Что ты делаешь? С кем ты говоришь? Надеюсь, это не та же старая история! Иначе я тебе устрою такую...

Связь оборвалась.

Два месяца от Сивиллины не было никаких известий. Я переехал в более просторную квартиру в девятнадцатом округе — в доме на набережной канала Урк возле площади Сталинграда. Просыпаясь по утрам, я видел из окна баржи, чаек — картины настоящей портовой жизни в самом сердце Парижа.

А однажды вечером под дверью своей новой квартиры я обнаружил Сивиллину. Она сидела на полу, из всех пожитков у нее был только полиэтиленовый пакет.

Она бросилась ко мне на шею и стиснула в объятиях. Я чувствовал, как бешено колотится ее сердце — сердце маленькой птички, выпавшей из гнезда.

— Я больше не могу. Максимилиан — сумасшедший! После того как мы тогда поговорили с тобой по телефону, он на несколько дней запер меня в комнате. А потом... напомнил, что дружит с главным редактором твоего «Современного наблюдателя» и сделает все, чтобы тебя вышвырнули из журнала. Мне пришлось пообещать, что больше не стану тебе звонить. Но он продолжил избивать меня... — Сивиллина показала мне синяки на руках и спине.

— Чем он тебя бил?

— Кулаками, но когда он в бешенстве, то не контролирует себя. Он бьет меня всем, что попадется под руку, например моей туфлей или сумкой.

Я впустил ее и предложил принять горячую ванну. Приготовил морские гребешки с луком и посоветовал успокоиться и рассказать все по порядку.