Рай-отдел

Текут смены будто вода. Мягкая, дождевая, временами вообще неощутимая. Все течет, но ничего не меняется.

Игорь перекрыл кран. Нет, кое-что меняется — вода, прикрывшая утоптанную в ведре спецовку, уже стала серой. Нужно чаще стираться. И раздобыть стиральную машинку. Товарищ начоперот в подходящие смены решительно отправляется к местным прачкам и без затей подсовывает им свое бельишко и прочее. У Вано трепетное отношение к родному пролетариату вполне сочетается с халявным использованием этого самого пролетарского труда. Ну, ладно бы, но объяснять бабам отчего «кальсоны» такие куцые-странные, довольно утомительное дело. Это ведь личность бессовестных керстов вопросов не вызывает, а отдельно снятые трусы и футболки очень даже интересуют широкие постирушные слои трудового народа с сугубо профессиональной точки зрения. О куртках с «молниями» и непромокаемыми тканями и говорить нечего.

Игорь подсыпал в ведро стирального порошка, вымыл руки — между пальцев пощипывало от химии, словно у живого — и пошел на склад. Следовало поразмыслить, что сотворить с обедом. Впрочем, состав меню решится в зависимости от нынешней смены — Вано уже отправился за газетой и определением суточного временного слоя. На обед хотелось чего-то легкого. Гречки с молоком сделать, что ли?

Ну да — рутина. Смены без особых происшествий, примечательные разве что дивными осенними яблоками или красочным пожаром на Малой Якиманке. За былой подвиг на ниве борьбы с бандитизмом-оборотизмом мутное керстовское руководство, пусть не очень оперативно, но прислало лаконичную телеграфную благодарность и обнадежило решением «усилить материальную базу отдела тчк». Что ж, начальство — субстанция далекая, по правде говоря, даже не вышестоящая, а параллельно дрейфующая. Может у них там всего пара рабочих часов прошло, и они только-только приступили к глубокому анализу проведенного оперативного мероприятия. Ведь не имеется никакого совпадения во времени и пространстве, поскольку наш Дом — далекая-далекая «точка».

Игорь знал, что все обстоит как-то иначе. Видимо, начальства не существует в принципе. Никакой вертикали власти, лишь рваный пунктир условных связей всего сущего в мироздании, да старый телеграфный аппарат, ни к чему не подключенный. Товарищ начоперот запихал болтающиеся провода за батарею и успокоился. Тоже верно: раз все в мире взаимосвязано, так чего нервничать? Нужен будешь, найдут тебя.

В коридоре щелкнула зажигалка, потянуло махрой. По лестнице спускался Вано, против обыкновения медлительный и задумчивый.

— Чего там такое на дворе? — обеспокоился хозинспектор.

— То самое, — буркнул начоперот. — Война. Пойдем или как?

На некоторые ожидаемые дни-смены имелись у гарнизона ПМБД-Я тактические заготовки. Но при такой службе пока нужной смены дождешься, можно вконец офигеть. В засмертии, как и в обычной жизни — с везением не очень-то…

— Идем, конечно! — взбодрился Игорь. — Я сейчас в холодильник…

— Не суетись, — Вано сумрачно осмотрел свою самокрутку. — Войска по улице движутся, что мы будем наперерез шнырять да как мешочники позориться. Там уж под вечер, сейчас темнеть начнет, комендантский час начнется, пройдем спокойно…

Позориться начоперот не любил, это верно. В полуживом состоянии любого керста и так одолевает уйма комплексов. Сейчас Игорь перекладывал из холодильника в рюкзак плитки шоколада — лишенные ярких обложек, они походили на миниатюрные слитки прохладного серебра. Рюкзак тяжелел и мысли тоже мрачнели. Прав Ванька: вряд ли там все живы. Или в эвакуации, или… Возраст и характер у нормально живых людей имеет большое значение.

…Подмерзло. Оскальзываясь, керсты рысили вниз по переулку.

— Вот, брови их домиком, эту упаковку натуральные вредители выдумали, — негодовал начоперот, прижимая к животу неудобный и норовящий развалиться картонный короб с тушенкой.

— Я говорил: давай в мешок запихнем и скотчем прихватим.

— Мы тогда вообще на немецких диверсантов будем похожи, — пропыхтел Вано.

Тянулся во тьму переулок, стены домов едва угадывались. Кружил среди этих стен испуганный ветер — октябрьский? ноябрьский? — норовил схорониться за заколоченными подвальными окнами, за дверьми тихих подъездов. Не видно ни зги: если бы ночные несуны не отсюда родом были, запросто бы заблудились. Вновь завыли сирены — поочередно вспыхивали над рекой столбы лучей прожекторов, вспарывали низкое небо, и от тех ярких огней в переулке становилось еще темнее. «Воздушная тревога» — она вовсе не воздушно-эфемерной ощущается. Тут словно гирю на тонкой ниточке тебе над головой подвесили.

Керсты срезали путь у школы — лучи упертых в небо, упорно ищущих прожекторов мутно отражались в заклеенных крест-накрест стеклах. Несуны почти ощупью спустились по узким лесенкам Мароновской горки.