Рай-отдел

— Щас развалится у меня, — зловеще предупредил начоперот, в тот же миг коробка действительно лопнула, консервы тяжело распрыгались-раскатились по узкому тротуару. Пришлось собирать продукт в неудобный куль, наскоро изготовленный злым Вано из собственной куртки. Керсты, говоря нехорошие слова и хрустя каблуками по ледку на лужах, продолжили путь к цели. Город молчал, впереди угадывалась баррикада, перегораживающая переулок.

— Случаются такие странные смены: выйдешь, народ словно повымер. Пусто. Но сейчас-то иное. Ведь верняк знаю что отобьемся, но все равно стремно, — начоперот тяжко вздохнул.

Игорь понимал. Таким замершим он свой город еще не видел. Сейчас где-то там, у Волоколамска и Можайска, обороняющиеся дивизии пытаются остановить немцев. Там сжимается пружина немыслимого напряжения, стягивает и связывает обрывки фронта, там враг все еще сбивает заслоны пятящихся, но не бегущих батальонов. А здесь почти вымерший город, затаившийся, подготовленный и абсолютно не готовый к уличным боям. Сбившееся с ритма сердце огромной страны…

— Мерзкая у нас полужизнь, — угнетенно молвил Вано. — Ну почему я не на фронте?

— Мы, что ли, выбирали? — пробормотал хозинспектор. — Лично у меня никто не спрашивал…

Игорь нащупал крючок на калитке и керсты в молчании зашли в знакомый дворик. Здесь было все то же: сарайчики, кое-как складированный, чрезвычайно необходимый хозяевам старый хлам, навесы и дровницы.

— А ведь наверняка никого не застанем, — предрек мрачный Вано.

Игорь промолчал: что говорить, времени прошло предостаточно, всякое могло случиться.

Нашарили дверь квартиры, Вано постучал, тактично сочетая замоскворецкие военно-рабочие представления о воспитанности и надлежащую звучность.

— О, жив кто-то!

Изнутри действительно донеслись шорохи, потом кто-то спросил:

— Кто?

Судя по лаконичной манере и голосу — хозяйка.

Начоперот пихнул товарища локтем — считалось, что у ворюг-хозинспекторов приветствия выходят поинтеллигентнее.

— Авдотья Тихоновна, вам передача. Мы проездом, занести вот попросили, — сказал обшарпанной двери Игорь. — Хозяин-то дома? Не волнуйтесь, мы только посылку передать.

Стукнул засов, дохнуло теплом печи.

— А чего мне волноваться? — проворчала хозяйка. — Отволновала свое.

Постарела Авдотья Тихоновна: живая жизнь людей быстро гнет и ссутулит.

— Доброго вечера! — начоперот бухнул узел прямиком на валенки под вешалкой. — Вот, коробка развалилась, но остальное в полной целости, собрали. Тара не особо годная, пока пересаживались, пока то, да се. Мы же можно сказать с вокзала на вокзал. Транзитом.

— Это что такое? — без восторга уточнила хозяйка, разглядывая выпирающие из курточного узла банки.

— Провизия. Передали вам, с попутными нами, — пояснил Вано. — Мы-то в вашу сторону, вот и…

— Это я поняла, — оборвала гостя Авдотья Тихоновна. — Не поняла, кто передал. Некому нам передавать, а чужого нам не нужно. Напутали вы что-то.

Начоперот с возмущением открыл пасть, но Игорь дернул его за рукав и сказал:

— Может и напутали. Спешка, немудрено. Но вы ведь и есть Авдотья Тихоновна Афанасьева? А супруг ваш Константин Афанасьевич… был. Мне с ним на фабрике несколько раз беседовать доводилось.

На стену с рамкой нового неживого фото Игорь не смотрел, и так было все понятно.

— Верно. Афанасьева я, — признала хозяйка. — Только откуда провиант? У нас и на фронте никого нет. Вы же с фронта, парнишки?

— Не берут нас на фронт, — угрюмо пояснил Вано. — Мы транспортники, своя у нас служба. С вечной «бронью» под задницей. Так что, вот, доставили с оказией. Принимайте, не сомневайтесь, вполне добротный харч.

— Я не сомневаюсь что добротный, — Авдотья Тихоновна в растерянности глянула на консервы и вынимаемые хозинспектором из рюкзака пакеты с сахаром и крупой. — Да только кто передал-то?

— Эх, товарищ Афанасьева, — вздохнул Игорь. — Мы же на службе, лишних вопросов не задаем. Дисциплина! Начальство намекнуло — мол, все равно через Якиманку следуете, не прихватите ли передачку? Отказывать что ли? Тем более, я Константина Афанасьевича лично знал. Да, таких мастеров уж мало осталось.

— Ценили, — кивнула хозяйка. — До последнего дня в цеху.

— Тут сомнений нет. Принципиальный и испытанный человек, — встрял в беседу начоперот. — Я, кстати, тоже якиманский, слыхал про ваше семейство с до-войны. Вы же еще беспризорницу удочеряли, так?

— Тьфу, с этой Мурзикой аж на всю Москву прославились, — хозяйка неожиданно засмеялась. — Вырастили личность на свою голову.

— Ну и как она? Жива-здорова? — обрадовался Вано.

— Так что ей сделается, оторве? Разминулись вы с ней. Вылетела, как только тревогу объявили.

— В бомбоубежище?

— Аделька и в бомбоубежище⁈ — изумилась хозяйка. — На пост побежала. Она же старшая по фабричной дружине МПВО[12], а как нам батарею на крышу «Большевика» взгромоздили, так шефство над вояками взяла. Там же девчонки-зенитчицы, еще посопливее нашей боевитой кадры. Да вы присядьте хоть на минуту, чайник поставлю…