Рай. Потерянный рай. Возвращенный рай

Едва с востока утро золотое
Приблизилось на розовых стопах,
Жемчужною росой обрызгав землю, –
Как уж Адам проснулся, ибо сон
Имел он легкий, порожденный чистым
Пищевареньем, испареньем нежным
От скромной пищи; шелеста листов
Иль шепота ручья под нежной дымкой
Тумана предрассветного, когда
Аврора хочет распустить свой веер,
Иль пенья пташек утренних в кустах
Довольно было, чтобы он проснулся.
Тем более он удивлен был, видя,
Что Ева не проснулась: беспокойно
Она дышала, кудри разметав,
С горящими щеками. Приподнявшись,
Влюбленным взором, с нежностью сердечной,
Смотрел Адам на эту красоту,
Которая и в сне и в пробужденьи
Была особой прелести полна.
Затем он кротким голосом, подобно
Зефиру, обвевающему Флору[113],
Ее руки коснувшися, сказал:

«Проснись, моя красавица-супруга,
Последняя, бесценная находка,
Последний, самый лучший дар Небес,
Мой друг и вечно новая мне радость!
Проснись! Смотри: уже сияет утро,
И нас зовут уж свежие поля;
Встань, чтобы нам не пропустить восхода,
Чтоб посмотреть, как пышно уж взошли
Посадки наши нежные, как дивно
Лимонная вкруг роща расцвела,
Что каплет с мирры и с травы душистой,
Как все природы краски хороши,
Как на цветке пчела уже уселась
И сладкий сок старается извлечь!»

Так он шептал –  и разбудил супругу;
Она же, взор со страхом на него
Уставив и обняв его, сказала:
«О ты, один, в ком думы все мои!
В ком слава вся моя, все совершенства!
Как рада видеть я твое лицо,
Как рада я, что утро возвратилось!
Ах, в эту ночь (такой еще доныне
Не знала ночи я) не о тебе
Я грезила, как прежде, –  если точно
Все то, что мне приснилось, были грезы;
Я грезила не о работах дня
Минувшего, не о труде на завтра, –
Обида и смятенье снились мне,
Каких до этой ночи беспокойной
Не знала я. Послышалось мне вдруг,
Что кто-то, наклонясь мне близко к уху,
Зовет меня –  так ласково –  гулять;
Я думала, что это твой был голос.
Он говорил: встань, Ева; что ты спишь?
Так хорошо теперь, прохладно, тихо;
Молчанье нарушает лишь одна
Ночная птица нежная, что в сладком
Томленьи песню страстную поет;
Луны лик полный царственно сияет
И теням ночи прелесть придает.
И для чего? Никто того не видит;
Лишь небо смотрит тысячью очей;
Но на кого смотреть природа жаждет
Всего охотней, как не на тебя,
Чей вид –  всем радость, всем очарованье,
Чья красота влечет к себе весь мир?
На этот зов –  как будто твой –  я встала,
Но не нашла тебя; и я пошла
Тебя искать; одна блуждала долго
И по путям каким-то вдруг пришла
Я к Дереву запретному познанья.
Оно прекрасным показалось мне –
Прекрасней, чем я днем его видала,
И я смотрела на него, дивясь.
Тут кто-то рядом стал со мной –  крылатый,
Подобный видом жителям Небес,
Которые являлись нам с тобою;
С его кудрей струился аромат
Амброзии. И он смотрел на древо.
– О дивное растенье, –  молвил он, –
Как ты плодами чудными богато!
Ужель никто тебя не облегчит
От бремени такого –  не захочет
Никто отведать сладости твоей?
Никто –  ни Бог, ни человек? Ужели
Познанье так должны мы презирать?
Что тех плодов вкусить мешает? Зависть
Иль осторожность тот запрет внушила?
Но запрещай кто хочет: никому
Не дам я отстранить меня отныне
От благ, тобой предложенных, –  затем
Ты и растешь. И тут, не медля боле,
Отважную он руку протянул
И, плод сорвав, его отведал. Ужас
Сковал меня при дерзких тех словах,
Поддержанных таким же дерзким делом,
А он возликовал: о дивный плод
Божественный! Сам по себе ты сладок,
Но вдвое слаще, сорванный так смело!
Мне кажется, что здесь он запрещен
Лишь потому, что для богов он нужен
Иль может превратить людей в богов!
И почему ж не превратиться людям
В богов? Добро, чем более оно
Распространится, тем обильней станет;
Тем не унижен будет и Творец,
А лишь получит более почета.
Приди ж и ты, счастливое созданье,
Прекрасное, как Ангелы Небес, –
Воспользуйся и ты плодом тем, Ева!
Блаженна ты –  еще блаженней станешь,
Хоть и не станешь лучше, чем была.
Вкуси плода и будь с тех пор богиней
Среди богов; не только на земле
Ты будешь жить, а воспаришь и в воздух,
Подобно нам; потом и в Небеса
Проникнешь ты, как это заслужила;
Увидишь ты, как боги там живут,
И заживешь там и сама, как боги.
Так он сказал, и ближе подошел,
И часть плода, которым так отважно
Он овладел, к устам моим поднес.
Приятный, вкусный аромат так сильно
Тогда мой голод возбудил, что мне
Казалось невозможным не отведать
Плода, –  и я отведала его.
И вдруг я с ним под облака взлетела
И видела, как подо мной Земля
Простерлась вдаль и вширь неизмеримо,
Открыв разнообразные виды;
И я дивилась своему полету
И возвышенью дивному. Но вдруг
Исчез мой спутник, я же вниз упала
И погрузилась вновь в глубокий сон.
О, как теперь я рада, что проснулась
И что все это было лишь во сне!»

Так рассказала Ева все, что было
С ней ночью. Грустно молвил ей Адам:

«Друг милый, совершеннейший мой образ
И половина лучшая моя!
Не менее, чем ты, и я взволнован
Тревогами твоими в эту ночь,
И весь твой сон не нравится мне странный:
Боюсь, что происходит он от Зла.
Откуда бы, однако, Злу явиться?
В тебе его быть не могло: ты чистой
Сотворена. Но знай, что есть в душе
Способностей немало низших; разум –
Их вождь, а вслед за ним воображенье
Владеет ими. От предметов внешних,
Которые пять чувств во время бденья
Воспринимают, создает оно
Нам образы –  воздушные виденья;
Соединяя их иль разделяя,
Наш разум строит все, что утверждать
Иль отрицать мы можем, образуя
То, что зовется знаньем или мненьем;
Когда ж природа отдыхает, он
В свое жилье отдельное уходит.
И вот порой, в отсутствие его,
Ему воображенье подражает,
Но, образы некстати съединив,
Смятенье лишь нередко производит –
Особенно во снах, –  в словах и деле
Перемешав прошедшее с позднейшим.
Мне кажется, подобное же сходство
Я нахожу меж этим сном твоим
И нашею беседой накануне,
Хотя и с неким странным прибавленьем.
Но не грусти о том: нередко Зло
Приходит Богу или человеку
На ум и, не одобрено, опять
Уходит прочь, не оставляя вовсе
Ни пятен, ни ущерба за собой.
Так и теперь питаю я надежду,
Что то, чего страшилась ты во сне,
Ты наяву решительно отвергнешь.
Не бойся же, не омрачай печалью
Ты этот взор, который должен быть
Яснее и приветливей, чем утро,
Улыбкою встречающее мир!
Пойдем теперь к занятьям нашим новым
Меж свежих рощ, фонтанов и цветов,
Открывших выход лучшим ароматам,
Которые в них накопила ночь
Тебе на утешенье и на радость!»

Так ободрял он милую супругу,
И вскоре успокоилась она,
Но все ж из глаз стряхнула по слезинке,
Их поспешив кудрями отереть.
Другие ж драгоценные две капли,
Которые стояли в тех очах,
Как в хрустале прозрачном, поцелуем
Он снял как знак ее печали нежной
И страха пред грозившим ей грехом.
Так прояснилось все, и снова дружно
Они стремятся в поле; но сперва,
При выходе из-под тенистой крыши,
Когда блеснул пред ними свет дневной
И показалось солнце, лишь недавно
Взошедшее над краем океана,
Послав свои росистые лучи
Вдоль по Земле, во весь восток широкий,
К полям счастливым Рая и Эдема,
Они склонили головы свои
И начали обычные молитвы,
Которые, как утреннюю дань,
Они всегда усердно возносили
В различной форме. Слов разнообразье,
Как и восторг священный, украшали
Непроизвольно их хвалу Творцу;
Сама собой у них слагалась песня
И красноречье сладкое лилось,
С их уст легко то прозой, то стихами,
Звучнее лютни или арфы нежной:

«Твои все это славные дела,
Отец добра, Владыка Всемогущий!
Твое созданье этот чудный мир, –
О, как же должен сам Ты быть чудесен!
Неизреченный, выше всех Небес
Ты восседаешь; Ты для нас невидим,
Иль слабо лишь Тебя мы узнаём
В делах Твоих малейших, –  но и в этом
Твоя нам благость вечная видна,
Которая превыше наших мыслей,
Как вечное могущество Твое!
О, говорите те, кто лучше может,
Чем мы, Его поведать, –  дети света,
Вы, Ангелы! Вы видите Его,
Вы славите Его вокруг престола
Святой небесной песнью день и ночь!
Вы, на Земле и Небе все созданья,
Соединитесь, чтоб Его хвалить!
Пусть в той хвале Он первый, и последний,
И средний будет –  вечно, без конца!
И ты, из звезд прекраснейшая, ночи
Последнее звено иль, лучше, первый
Восхода вестник, верный дня залог,
Венчающий кружком своим блестящим
Улыбку утра, восхваляй Его
В своей ты сфере в сладкий час рассвета!
И ты, о солнце, око и душа
Вселенной, громко о Его величьи
Свидетельствуй, звучи Ему хвалой
В своем теченьи вечном –  при восходе,
На высоте зенита, на закате!
И ты, луна, которая то солнце
Встречаешь при восходе, то бежишь
С толпою неподвижных звезд, влекомых
Движеньем и вращеньем небосвода,
И вы, пять прочих странствующих звезд,
Свершающих таинственный свой танец
В гармонии чудесной, воспевайте
Хвалу Тому, Кто свет воззвал из тьмы!
Ты, воздух, вы, все прочие стихии,
Старейшее рожденье недр природы, –
Вы в непрерывном беге четверном,
В смешении своем разнообразном
Дающие питанье всем вещам, –
Всегда Творца великого хвалите!
Вы, влажные туманы и пары,
Что серыми вздымаетесь волнами
С дымящихся озер иль с гор высоких,
Пока вас солнце не позолотит, –
Вздымайтесь в честь Создателя вселенной,
Чтоб свод небесный тучами одеть
Иль пасть дождем на жаждущую сушу
И тем хвалу Великому воздать!
Вы, ветры, с четырех углов вселенной
Несущие дыхание свое, –
Его хвалите тихо или громко!
Вы, сосны исполинские, качайте
Вершинами и с вами все растенья,
Главу свою склоняя перед Ним!
Вы, ручейки, в своем журчащем беге
Прозрачных струй мелодией живою
Гремящие, –  Его хвалите вы!
Вы, все живые души в этом мире,
Свои соедините голоса!
Вы, птицы, чьи восходят песнопенья
До врат небесных, –  на своих крылах
К Нему свою хвалу вы возносите!
Вы, твари все, скользящие в воде,
Иль по полям шагающие статно,
Иль по земле ползущие внизу, –
Свидетелями будьте –  воспевали ль
Ему хвалу мы вечером и утром,
В долинах, на холмах иль у ручьев
В тени дерев, дабы Его прославить!
Хвала Тебе, Владыка всей вселенной!
О, будь столь благ, чтоб дать нам лишь добро!
И если Зло к нам в эту ночь прокралось,
Рассей его, как свет рассеял тьму!»

Так оба, непорочные, молились,
И в мысли их мир прочный низошел,
И обрели они покой желанный.
Затем они к своей работе сельской
Спешат, меж трав росистых и цветов,
Туда, где плодоносные деревья
Свои чрезмерно ветви распростерли
И где была нужна работа рук,
Чтоб помешать излишнему сплетенью,
Иль где потребно было виноград
Обвить вкруг ильма: нежно, как супруга,
Он обнял крепкий мужественный ствол
И кисти вкруг росистые развесил,
Плодом усыновленным украшая
Его сухие ветви. Милосердно
Взирал на них великий Царь Небес.
И вот к Себе призвал Он Рафаила,
Общительного духа, что когда-то
Сопровождал Товию[114] и его
От смерти спас в опасном браке с девой,
В замужество вступавшею семь раз.

«Ты слышал, Рафаил, –  сказал Предвечный, –
Что Сатана, из Ада ускользнув
И долгий путь пройдя сквозь бездну мрака,
Творит в Раю, –  как ночью он смущал
Чету людей, как в их лице намерен
Он разом погубить весь род людской.
Иди ж и проведи как друг в беседе,
В Раю с Адамом половину дня.
Его ты встретишь там в тени беседки,
Куда, чтоб зной полудня переждать
И отдохнуть там от труда дневного,
А также чтоб поесть или уснуть,
Придет он. Поведи свою беседу
Так, чтобы понял он, сколь он блажен
И что блаженством этим он владеет
Вполне свободно, волею своей;
Скажи ему, что так как эта воля
Свободна, то изменчива она;
Остереги его, дабы не слишком
Себя он в безопасности считал;
Открой ему, напротив, всю опасность
И от кого ему она грозит;
Открой ему, кто Враг его, который
Отпал недавно от Небес, а ныне
Стремится, чтоб другие точно так,
Как он, свое утратили блаженство.
Насильем? Нет, в том встретит он преграду:
Коварством, ложью действовать он будет.
Об этом всем дай человеку знать,
Чтоб он, по воле собственной нарушив
Святой завет, не мог потом сказать,
Что был застигнут он врасплох, что не был
Предупрежден иль предостережен».

Так говорил ему Отец наш Вечный
И тем всю справедливость совершил.
Святой же Ангел, выслушав веленье,
Его немедля начал исполнять.
Средь тысячи блестящих Духов Неба,
Стоял он, крылья пышные свои
Сложив вокруг себя; легко вспорхнул он
Из их среды и быстро полетел
Сквозь Небеса; все ангельские хоры
Повсюду расступились перед ним,
Путь открывая через эмпиреи.
Вот он домчался до небесных врат,
И перед ним они раскрылись сами
На золотых своих петлях –  так дивно
Божественный их Зодчий сотворил.
Ни облачком, ни звездами отсюда –
Ничем его не заслонялся взор,
И Землю он перед собой увидел,
Хоть малою казалася она,
Подобная другим блестящим сферам, –
Узрел на ней и Божий сад, и кедры,
Венчавшие высокие холмы.
Ее ясней он различал, чем ночью
Мог Галилей, смотря в свое стекло,
Увидеть то, что он считал за страны
И области на светлом лунном диске,
Ясней, чем лоцман видит средь Циклад
Пятном туманным Самос или Делос,
Вдали встающий. Наклонясь вперед,
Летит он быстро сквозь эфир небесный
Среди миров; вот рассекает он
Полярный ветер быстрыми крылами;
Вот реет он уж в воздухе земном
На высоте орлиного паренья,
И на него вокруг дивятся птицы:
Он фениксом является меж них[115]
Единственным, который, пепел свой
Неся, летит в египетские Фивы,
Чтоб схоронить его во храме солнца.
Вот он уже спустился на утес
Восточный Рая, образ свой обычный
Приняв: шестикрылатый Серафим,
Со всех сторон он осенен крылами,
Из коих два, с его широких плеч
Спускаясь, пышной мантиею царской
Ему роскошно одевали грудь,
Другие два легли, как звездный пояс,
Вкруг чресл его, покрывши их и бедра,
Как разноцветный золотистый пух,
А третья пара покрывала ноги,
От пяток исходя, кольчугой нежной
Из перьев, светлых, как лазурь небес.
Так он стоял, подобный сыну Майи[116],
И оперенье отряхал свое,
Небесное вокруг благоуханье
Распространяя. Ангелы, на страже
Стоявшие, тотчас его узнали
И с почестями встретили его,
Согласными с его высоким саном
И порученьем Господа ему:
Им было ясно, что за неким делом
Великим он ниспослан. Их шатры
Блестящие он миновал и вскоре
Вошел в благословенные поля
Чрез рощи мирры, кассии и нарда,
Струившие бальзам из всех цветов;
Здесь роскошью безумною природа
Блистала в первой юности своей,
И девственной фантазией играла,
И расточала сладости вокруг
Без всякого числа и без расчета.
Адам увидел издали его
Сквозь лес душистый, сидя у беседки
В тени, при входе; солнце в этот час,
В зенит поднявшись, жаркими лучами,
Казалось, проникало в глубь земли
И согревало даже свыше меры.
Внутри ж беседки Ева в это время
Готовила обед из разных сочных
Плодов, дающих аппетит здоровый,
И, чтобы жажду утолить, питье
Из сладких соков, молоку подобных,
Различных ягод и из винограда.
Ее окликнул радостно Адам:

«Иди сюда, смотри скорее, Ева!
Вот вид, достойный зренья твоего!
Смотри, какое чудное виденье
Подходит к нам по этому пути, –
Как будто бы второе солнце в полдень
Взошло! Быть может, новую приносит
Нам заповедь небесный тот посол
И удостоит нас быть нашим гостем.
Иди же –  все, что лучшего в запасе
Имеешь ты, обильно собери,
Чтоб с честью принят был небесный странник.
Прилично нам даятелю воздать
Его деяньем, щедро уступая,
Что щедро нам дано; природа здесь
Роскошно множит рост свой плодоносный,
И чем ее мы больше облегчим
От бремени, тем даст плодов нам больше:
Она велит запасов не жалеть!»

«О мой Адам, –  ему сказала Ева, –
Комок земного праха, освященный
И одухотворенный Богом! Малый
Достаточен запас, когда вокруг
В любое время и на каждой ветви
Висят повсюду зрелые плоды,
За исключеньем разве тех, что лучше
Становятся от сохраненья, или
Тех, коих сок чрезмерно водянист
И от броженья портится. Однако
Я поспешу сорвать со всех дерев,
Со всех растений самый лучший выбор
Плодов и сочных овощей, чтоб мог
Гость ангельский наглядно убедиться,
Что на Земле свои рассыпал блага
Бог столь же щедро, как и в Небесах».

Так говоря, поспешно обратилась
К своим делам хозяйственным она,
Полна забот, чтоб выбрать угощенье
Как можно лучше и в таком порядке,
Чтоб вкус один другому не вредил,
Чтоб кушанья не портили друг друга,
Плохим соединеньем, но, напротив,
Ласкали б вкус приятной чередой.
Итак, она старается, срывая
Со всех ветвей все, что дает Земля,
Мать общая, –  что в Индии Восточной
Иль Западной она приносит нам,
На берегах Понтийских или Пунийских[117]
Иль там, где Алкиной[118] царил, –  плоды
Возможных всех сортов –  то с жесткой кожей,
То с мягкою, то с длинно-волосистой,
То в скорлупе –  и щедрою рукой
Все ставит их на стол; а для напитков
Искусно выжимает виноград
И безобидный муст готовит, также
Разнообразных ягод сладкий сок
И молоко растительное, ловко
Плодов различных косточки разбив.
Есть у нее и чистые сосуды
Для этих всех напитков. Наконец
Спешит она душистыми ветвями
И розами устлать беседки пол.

Меж тем великий праотец наш общий,
Поднявшися, пошел навстречу гостю,
Неся богоподобному привет.
Он шел один, без всякой свиты, кроме
Своих природных совершенств: он сам.
В себе самом носил свой сан высокий,
Торжественней, чем скучная вся пышность
Князей, с их длинной свитою коней,
Ведомых за узду, и слуг в одеждах,
Покрытых златом, чтобы ослепить
Толпу, на них взирающую жадно.
Приблизившись, Адам хотя без страха,
Но с кротким подчиненьем и почтеньем
Склонился перед высшим существом
И молвил: «Ты, я вижу, небожитель:
Не кто иной, как жители Небес,
Не обладает образом столь дивным;
И так как ты с престола в Небесах
Сошел сюда в блаженные селенья,
Своим их посещением почтив,
То удостой у нас двоих, которым
Всевышний дал край этот во владенье,
Провесть отдохновения часы
В тенистой той беседке и отведать
Все то, что сад нам лучшего дает,
Пока спадет полудня зной великий
И солнце, ниже к западу сойдя,
Нам принесет желанную прохладу».

И доблестный ответил Ангел кротко:
«Адам, затем сюда я и пришел;
Притом ты создан так и обитаешь
В таком блаженном месте, что достоин
К себе небесных Духов приглашать.
Пойдем с тобою в тень твоей беседки;
Весь день, пока к нам вечер не придет,
Я быть могу с тобой». И вот в древесный
Приют они пришли, который им,
Как дерево Помоны[119], улыбался
И ароматом сладостным дышал;
Его собою украшала Ева,
Одетая лишь собственной красой,
Прекраснее стократ, чем Нимфы леса
Иль три богини, в наготе своей
На древней Иде спорившие гордо[120].
Приветствуя посланника Небес,
Она нужды в одежде не имела,
Как добродетель чистая, и мысли
Нескромные не красили ланит.
Ей Ангел произнес привет священный –
Такой, который много лет спустя
Услышала Пречистая Мария,
Вторая Ева: «Радуйся, о мать
Людского рода! Плодоносным чревом
Своим ты миру больше дашь сынов,
Чем эти все плоды разнообразных
Древес Господних на твоем столе!»

Обширный стол составлен был из дерна.
Сиденья были мшистые вокруг,
А на столе обильно возвышалось
Все то, что осень щедрая дает:
Здесь, впрочем, и весна и осень дружно
В дарах участье принимали. Краткий
Перед обедом велся разговор,
Без опасенья, что обед простынет;
Затем сказал наш праотец: «Небесный
Наш гость, отведай разнородных благ,
Которые Земля дает без меры
На пропитанье и в усладу нам
По повеленью нашего Кормильца,
От Коего исходит все добро.
Быть может, пища эта и безвкусна
Для Духа, но другой не знаю я:
Ее лишь всем дает Отец Небесный».
Ему ответил Ангел: «Потому
То, что дает Он (да поется вечно
Хвала Ему!) на пищу человеку,
Который сам отчасти также Дух,
Пригодно в пищу и чистейшим Духам,
И требует подобной чистой пищи
Бесплотное настолько ж существо,
Как существо разумное людское.
В том и другом немало низших есть
Способностей и чувств; то и другое
Способно видеть, слышать, обонять
И осязать, имеет вкус и в тело,
Переварив, употребляет пищу,
А после, превращенье претерпев,
Телесное становится духовным.
Знай: все, что Богом создано, должно
Поддерживаться пищей; элементы
Грубейшие тончайшим на питанье
Идут: земля собой питает воду,
Вода и суша –  воздух; воздух кормит
Собой огни небесные, и низший
Из них –  луну; когда на лунном лике
Ты видишь пятна, это след нечистых
Паров земных, которые еще
В субстанцию луны не превратились.
И месяц также испаряет пищу
С сырого шара в высшие миры:
А солнце, всем им свет свой уделяя,
Питается от влажных их паров
И каждый вечер трапезу вкушает,
Спускаясь в океан. Хоть в Небесах
Амброзией цветут деревья жизни
И нектара исполнен виноград,
Хоть каждый день мы утром собираем
Со всех ветвей медовую росу
И перлами усеяна там почва,
Но Бог и здесь, по благости Своей,
Рассыпал столько новых наслаждений,
Что можно их с небесными сравнить.
Поэтому не думай, что способен
Твоим я угощеньем пренебречь».