- Например... - я покопалась в эмоциональной памяти тела, - почему ты никогда не пел мне песен?
Он помолчал, а потом ответил:
- Я знаю, как ты реагируешь на музыку.
То есть Солнце ему рассказал?!
- Не могу видеть твоих слёз, а такой песни, от которой бы ты рассмеялась, я не знаю.
- А ты... напиши такую песню, - предложила я, пообещав себе свернуть одну гениальную кучерявую голову.
- Маш, я умею писать только стихи, - улыбнулся он.
- Напиши стихи, - не сдавалась я. - Понимаю, это не сразу, время нужно и вдохновение... А сейчас... Спой мне ту песню, которую... пел на концерте. С твоими стихами. Обещаю, я не буду плакать.
- Маш, там хотя бы гитара нужна... Давай я спою тебе другую песню.
Ох, Кир... Ну почему, почему ты уступил Машку Солнцу? Она ведь, дурочка, не в состоянии отличить гормональную подростковую страсть от твоего глубокого чувства. Или, что ещё хуже, боится обязательств, которые у неё появятся из-за ваших отношений. Но я знаю, это можно исправить. Она хорошая девочка, а ты - отличный парень. У вас всё получится, если только... Если только ты будешь порешительней.
******
Вечером в кабинете главы семейства Чи мы с Клаусом ожидали начала сеанса связи с Землёй. Посол-представитель явно нервничал, постоянно подбегал ко мне и спрашивал, действительно ли Петров в хорошем состоянии, и почему его нельзя перенести в Ри-ен, где для пострадавшего биолога создадут самые идеальные условия.
Клаус посмеивался в своей манере, а я терпеливо отвечала, что единственным условием скорейшего восстановления Александра Павловича является свет Ассына. Врала, конечно, потому что Барбоза постоянно вводил ему глюкозу и ещё что-то укрепляющее для мозга. Свет светом, но Петров человек, а у нас, извините, совсем другая физиология.
- Но почему нужно держать происшествие в секрете? - возмущался прямодушный рисовод.
- В целях сохранения хороших межпланетных отношений, - серьёзно отвечали мы с Барбозой. - Ведь мьенги и так не слишком рады нашему присутствию, а тут такое откровенное нарушение их правил.
Рисовод всё не мог взять в толк, что ассей на самом деле является проводником энергии Ассына, и что носить его нужно не только для удобства и демонстрации уважения к чужим традициям. Клаус обещал устроить ему персональную проработку инструкции и техники безопасности поведения на планете в целом.
- В этом раю, товарищ посол, как и в любом другом, есть свои правила, - сказала я, когда мне надоело слушать их препирательства. - Правила выживания, если хотите.
- Папа Чи за своим "ри" не видит леса, - не смог промолчать Клаус.
- Так вот, товарищ Хон. Я не могу заставить вас уважать эти правила - и никто не сможет. Но выполнять их и следить за безукоснительным исполнением со стороны всех землян - ваша прямая обязанность.
- Машенька... - посол явно растерялся.
Я с трудом удержалась от слов "преступная халатность" и решила обосновать своё выступление тяжёлыми душевными переживаниями дочери, едва не потерявшей отца. Но, к счастью, от объяснений меня избавил Проскурин, очень своевременно возникший на экране визора.
Клаус тут же исчез из поля зрения, и Михаила Андреевича приветствовали только я и посол.
- Ну, что есть новости? - усталым тоном спросил он.
- Есть, есть, - поторопился обрадовать его Чи. - Сашенька нашёлся, то есть, точнее, Машенька...
- Маша, ты его нашла? - добавив строгости, перебил его Проскурин.
Я четко и лаконично обрисовала ситуацию, пояснив, почему в данный момент не могу предъявить тело биолога для опоз... ей-ё, живого Петрова предъявить не могу! Проскурин обрадовался, тень усталости куда-то исчезла с лица, и он крикнул в сторону:
- Нашла! Она его нашла!
Там, в стороне, скорее всего в приёмной, с громким стуком рухнуло что-то тяжелое. Надеюсь, не моё тело. А то у меня есть пара вопросов к личности, занимающей его в данный момент .
- Машенька, молодец, поздравляю! А как Комаровски? - тут же переключил наше внимание Проскурин.
Чи удивился - а я пояснила, что Михаил Александрович знает всех своих студентов в лицо и по фамилии. А уж бедолагу, сломавшего себе челюсть - по совместительству гениального ксеноботаника - опекает как родного. При этом смотрела на Клауса - сама-то Комаровски не видела вторые сутки. Секретчик кивнул, и я доложила:
- Комаровски работает.
Проскурин поинтересовался, когда он сможет поговорить с Двинятиным. Безмолвно переадресовала вопрос Клаусу - тот пожал плечами, и я перевела:
- Когда вам будет удобно, Михаил Андреевич, - и начала собственную атаку. - А как продвигается моё дело?
Настал черед Проскурина смотреть в сторону. Кажется, Бьорг не ожидал от меня такой прыти, потому что академику пришлось переспросить - а что я, собственно, имею в виду. Я пояснила:
- Инцидент с товарищем Джоном. Точнее, устранение его причины.
- Мы делаем всё возможное, - быстро ответил Проскурин. - Машенька, все обещания в силе, не волнуйся.
Это он, надо полагать, от себя добавил. Хорошо.
- Михаил Андреевич, времени до конца экспедиции остаётся не так уж и много. Я вам верю, но хотелось бы... чтобы ситуация поскорее разрешилась.