Это был мой последний вопрос. Язык тоже онемел, а потом я начала задыхаться. Сколько у меня в запасе? Мозг может жить без кислорода всего четыре минуты, потом… Вот интересно, что будет потом? Сколько продержится в мёртвом теле моя психоматрица? Или распадётся сразу вместе со смертью носителя? Мыслила я совершенно чётко, страха не было. Было только сожаление, что теперь я не смогу отомстить гадскому Крону и его заказчику, да ещё… никогда больше не загляну в бездонные колодцы вишнёвых глаз.
Зрачки ещё реагировали на свет, звуки тоже долетали, правда, искажённые хриплыми судорожными вздохами. Я ещё видела, как Комаровски с испугом тряс меня за плечи, я ещё слышала звук удара и хруст сломанной челюсти. И крик мужа:
— Где Юджин!!!
Потом была темнота. Странно, но в этой темноте мне было комфортно и уютно… Наверное, правы люди, говорящие, что умирать не страшно. Хотя вряд ли кто-то из них умирал как я, в чужом теле. Ещё удивляло отсутствие тишины. Мне постоянно слышался чей-то шёпот, голос, который, казалось, я вот-вот узнаю. Он то удалялся, то приближался, и, наконец, я даже разобрала слова:
— …всё хорошо. Антидот готов. Вводим.
— Идиотка, ещё чуть-чуть, и не спасти!
— Сами хороши. Зачем ждали, надо было брать его сразу.
— Но она вела себя так естественно, нужные вопросы задавала…
— Хватит. Машка, хватит притворяться, открывай глаза.
Голос был таким уверенным, что я послушалась. И даже тело послушалось! Я смогла ощутить лицо, шею, руки… Чувствительность и контроль возвращались в обратном порядке.
— Дура, — припечатал Кейст. — Надеюсь, хоть это тебя чему-то научит.
— Спасибо, — смогла сказать я.
— Спасибо скажешь, когда обратно полетим. И не вздумай сдохнуть в этом мьенговском раю. Ты ещё с нами должна расплатиться, — заявил каперанг.
Умеет мотивировать. Почти как Светличный.
— Всё, она стабильна, — заявил Юджин. — Можем заняться юным экспериментатором. Очень хочется сломать ему что-нибудь ещё, всё равно на планету его выпускать нельзя.
— Погодите. У него есть носитель, где он хранит описания свойств каждого препарата.
— Уже изъяли, — ответил Кейст.
— Дайте посмотреть! — взмолилась я.
— Зачем тебе?
— Хочу кое-что попробовать…
— Совсем сдурела, девка? Тебя и так едва откачали!
Действительно, что это я.
— Для экспедиции этот… дебил очень важен. Если в его списках найдётся препарат, подавляющий волю или повышающий внушаемость, я смогу его контролировать вплоть до сдачи на психокоррекцию.
— Скучная ты, Маша, — обиженно отвернулся Юджин. — А я так надеялся…
— Подожди, может, ещё и не найдём ничего, — успокоил его Бен.
И только Кейст посмотрел… с пониманием. Я обвела взглядом знакомый уже медотсек — как они все тут поместились? Не было только мужа. Спустя некоторое время, когда Юджин объявил, что я уже вполне в состоянии сесть, капитан лично принёс обычную карту памяти.
— Смотреть будешь при мне.
— Может, Двинятина позовём? — я боялась пропустить что-то важное, или недопонять или не понять совсем…
— Ты и я, — отрезал Кейст.
— А вы знаете латынь? — спустя пару долгих секунд спросила я.
Записи наш гениальный ксеноботаник вёл на незнакомом мне языке, хотя некоторые слова я почему-то понимала. Вот ruber — точно красный. Кейст посмотрел на меня, как на умственно отсталую. Ей-ё, да ведь так оно и есть! А универсальный переводчик мне зачем?! Стоп. Откуда он взялся? Или это подарок секретчиков? Ладно, раз есть, надо пользоваться.
И мы с Кейстом резво взялись за дело. Он смотрел свою часть файлов, подключившись к монитору диагностика, и, почти одновременно со мной хмыкнул.
— А ты соображаешь. Смотри, как раз ламенциния вызывает эффект повышенной внушаемости.
— А киякурру — подавляет волю, — внесла свою лепту я. — Теперь главное, чтобы эти образцы у него были при себе.
— А если их смешать… — мечтательно произнёс Кейст.
То можно получить такой же эффект, как от смеси, что тестировалась на мне. Нет уж, я обещала, что сдам учёного дебила на психокоррекцию, и никто не сможет лишить меня этого удовольствия.
Каперанг тщательно снёс все следы просмотренных файлов с внешних устройств и решительно встал:
— Пошли к твоему… гению.
Комаровски держали на нижней палубе, куда вчера едва не попал Аркаша. Увидев меня, он просиял:
— Машка! Как ты меня напугала!
Я его н а п у г а л а! Захотелось добавить к сломанной челюсти что-нибудь от себя… Ладно, и так говорит с трудом.
— Сынок, ты бы поаккуратней в следующий раз… — ласково сказал Кейст. — Девчонку едва откачали. Где у тебя остальные скляночки? Будем изымать.
— А вам зачем? — удивился Владис.
— Ну как, зачем… На тебе будем проверять, — так же ласково пояснил Кейст. — Что нам ещё делать весь стандартный месяц на орбите?
— Вы… Вы… не можете! — потрясённо воскликнул Комаровски. — Эта экспедиция… Моя экспедиция! Вы не имеете права!
— На своём корабле я, сынок, имею право на всё. И на планету тебя не пущу. Здесь одну чуть не угробил, а там скольких?
— Но с ней же всё в порядке, Маш, ну скажи ты ему! — он едва на плакал.
Дебильный учёный маньяк. Я повернулась к каперангу и просительно проговорила: