Интересно сопоставить строфу из «Евгения Онегина», на которую ссылается Волконская, (а есть в романе еще «И моря шум, и груды скал,/И гордой девы идеал,/И безыменные страданья…») с более ранним наброском «Таврида». В нем те же целомудренно-страстные чувства («За нею по наклону гор/Я шел дорогой неизвестной,/И примечал мой робкий взор/Следы ноги ее прелестной./Зачем не смел ее следов/ Коснуться жаркими устами») и почти те же строки:
Обожаемая отцом невинная резвушка княжна Мария в «Бахчисарайском фонтане» голубоглаза, она ведь полячка, у ревнивой Заремы – глаза «темнее ночи», глаза Марии Волконской, по ее собственному признанию. Образ любимой девушки расплывается, двоится, обретая черты ее сестер и будто суля дальнейшее преображение в светлокудрую Ольгу и Татьяну, о которой в черновиках второй главы «Евгения Онегина» автор пишет:
Неизменный поклонник красоты, Пушкин, однако, о любимой героине, своей «милой» Татьяне Лариной, пишет: «Ни красотой сестры своей,/Ни свежестью ее румяной/Не привлекла б она очей»! Волнующей тенью все та же черноокая дева появится и в «Путешествии Онегина»: «Скажи, фонтан Бахчисарая!/Такие мысли мне на ум/Навел твой бесконечный шум,/Когда безмолвно пред тобою/Зарему я воображал…» Совершенно совпадает с незаурядной личностью Марии Раевской и психологический портрет Татьяны в третьей главе романа, которая
Недаром поэт в ноябре 1836 года, за два месяца до роковой дуэли, делает знаменательное признание крымскому жителю Н. Голицыну: «…письмо ваше разбудило во мне множество воспоминаний всякого рода. Там колыбель моего Онегина и вы, конечно, узнали некоторых лиц». Подразумевались, вероятно, снова виделись поэту прекрасные девичьи лица… Или же одно, навсегда памятное, любимое лицо? Вспомним, что причиной трагических поворотов сюжета и в «Бахчисарайском фонтане», и затем в «Евгении Онегине» послужила ревность! И потому жизнь развела героев, и Татьяна, как и ревнивая (?!) Мария Раевская согласилась выйти замуж за князя-генерала…
Но, создавая «Бахчисарайский фонтан», разгадки имени той, к кому «летят» «все думы сердца», Пушкин не хотел, и в эпилоге поэмы намеренно уклончив:
Нет, никак не вяжется с волевой, великовозрастной Екатериной Раевской-Орловой этот «милый взгляд», недаром в кишиневском окружении генерала Орлова его жену прозвали Марфа Посадница! Сам же поэт в 1825 году писал Вяземскому о своей властолюбивой Марине Мнишек из «Бориса Годунова: «Славная баба: настоящая Катерина Орлова!» Подполковник Липранди, «к которому Пушкин имел исключительное доверие» (свидетельство их общего кишиневского знакомого Горчакова), в своих подробнейших мемуарах писал, что «ни одна из бывших тогда в Кишиневе не могла в нем порождать ничего более временного каприза». А граф Олизар, вспоминая несчастную любовь молодости, вообще утверждал, что Пушкин написал «свою прелестную поэму («Бахчисарайский фонтан» – Л.Л.) для Марии Раевской»!
Возвышенно, небесно чистая элегия «Редеет облаков летучая гряда», навеянная крымскими воспоминаниями, создана в Каменке – киевском имении матери генерала Раевского в конце 1820 года. (Там же вскоре, в 1821 году, закончен и «Кавказский пленник» с его певуньей Черкешенкой!) И милый, притягательный образ Машеньки, думается, вдохновил Пушкина и на этот шедевр: