Натали останавливалась, переводила дыхание. У нее стала заметна одышка, она вытирала пот. Снова шла дальше, говорила и размахивала свободной, не занятой качением велосипеда рукой.
Перед полем темнел квадрат асфальта и стояли две-три машины.
— Залезаем!
Плюша неловко перекинула ногу и влезла на жесткое сиденье. Сразу почувствовала себя толстой и неуверенной.
— Эту ножку сюда… — Натали хватала ногу и тыкала ступней в педаль. — Да не ссы, красуля, держу я!
Велосипед накренился, у Плюши заколотилось сердце, пошло мерцание перед глазами…
— Да куда ты сползаешь, — шумел в ушах голос Натали, — на педаль, в педаль упирайся!
Плюша пыталась слезть, Натали не давала и тянула велосипед вперед.
— Педалями крути, ну, ну!..
Велосипед проехал пару метров и рухнул на траву вместе с Плюшей и Натали.
Плюша не ушиблась, поднялась и быстро пошла домой. Сзади что-то кричала Натали.
Натали нагнала ее на велосипеде и встала на пути:
— Пробуем еще раз!
Плюша помотала головой, обошла и двинулась дальше.
Тут они и поругались.
— Не, я просто тащусь, — кричала Натали, — велосипедик ее напугал! Да ты у меня… Да я если захочу, ты меня не знаешь, что ты у меня… Что? Да, и с парашюта спрыгнешь, и на вертолете летать будешь! Прожила всю жизнь в своей говенной скорлупе… Что ты вообще видела, что пробовала? Так в этой скорлупе и подохнешь!
Плюша тоже что-то наговорила, накипело…
— Я? — Натали трясло. — Да я этими руками сына подняла! Я бабло зарабатывала! Я мужика своего, сволоча, когда он загибался и койку грыз, этими руками на себе таскала!
И все в таких выражениях, с прибавлениями мата и лязганья велосипеда, на котором Натали продолжала ехать, то отставая от Плюши, то перегоняя ее.
Возле самого дома обе замолчали, поднялись в гробовом молчании по лестнице и исчезли: каждая в своей квартире.
Плюша, закрыв дверь, стала сдирать с себя новые штаны, запуталась и повалилась лицом в зимнюю одежду, висевшую на вешалке. Так, с полуснятыми штанами, и застыла.
А у Натали загремела музыка. Так что даже у Плюши, через два этажа, слышно стало: «Кайфуем! Сегодня мы с тобой кайфуем! А я опять тебя целую!..»
Натали сидела, голая и хмурая, среди вываленной на пол одежды. Что-то поднимала, прищуривалась, бросала на пол. Выбрала, наконец. Сходила на кухню, наглоталась таблеток, запила. Так долго она никогда не одевалась.
Черная нелепая кофта с вышивкой, подаренная уже не помнит кем. Сама себе такую под дулом не то что пистолета — зенитного орудия не купила бы. Носят, интересно, сейчас такие? Ладно, фиг с ним!.. Юбка. Вообще непонятно, откуда забралась в ее гардероб. Тоже черная, с какими-то фигнями, до коленок. Чуть присела, попробовала натянуть пониже. Ладно, камрады, как есть. Хотели женственности? Жрите.
Долго мазалась у зеркала. Всю эту дрянь достала, тени, помаду засохшую, пришлось спичкой ковырять. Из пудреницы целый ураган розовой пыли подняла, аж чихнула, вот ведь блин. Тени навела, бровки подергала, ресницы надрочила. Подмигнула себе в зеркале подмазанным глазом, поискала духи. Не, этого у нее уж точно не было… Натянула колготки, ногой повертела. Вывалила еще полшкафа, разыскала старые, еще заводских ее времен, лаковые лодочки, которые по записи ей тогда достались как дефицит. Попыхтела, влезла-таки.
Еще раз проверила себя в зеркале, сплюнула и заковыляла в лодочках в коридор.
— Как, блин, ходят они в этом…
Медленно спускалась в подъезде. Сопела, тюкала каблуками. Проходя мимо Плюшиной двери, пощекотала дерматиновую обивку.
Никого из соседья встречать не хотелось, но не получилось… Вылезли откуда-то.
— Ой, какая вы красивая сегодня!
— Как атомная война… — процедила Натали.
Машина, стоявшая возле детской площадки, хрюкнула и завелась. Натали подковыляла к ней, погладила пыльный капот:
— Дуся ты моя засранная… — почти упала на сиденье, сглотнув кислую слюну.
Врубила на макс «Черный бумер». Газанула, пронеслась мимо испуганных соседок.
Вначале съездила на кладбище. Доползла еле-еле на этих каблучищах до Антошкиной и Гришки мелкого могил. Поработала в ограде, очистила от листьев, помыла. Осталась довольна. Даже сигаретку одну себе позволила, хотя врачи бы ей сейчас за такие фантазии голову оторвали… Ладно, идут они и пляшут. Похлопала ладонью памятник, пожелала Антону спать спокойно: позабочусь… «Слышь, маньяк? Позабочусь, говорю». Загасила сигаретку, заметила, что зацепку на колготки посадила. Снова подтянула юбку. Дошла вперевалочку до здешнего их «офиса», поговорила с людьми. Договор уже по телефону был, выложила из сумочки заготовленное:
— Пересчитайте!
— Да что же мы, не верим, что ли? — обещали, что всегда чистенько будет, со свежими цветочками.
Пока ползала по могилам, машину уже помыли. Не так, как на мойке, но ничего, для последнего визита сгодится. Натали снова газанула по полной, хотелось ветерка напоследок. И музона, чтобы уши отваливались и кишки прыгали.
Припарковалась у Музея репрессий.
Еще раз проверила морду в зеркале, вылезла, натянула пониже юбку и, стараясь двигаться легко и весело, зашагала к входу.