Райдер

Я подпрыгнула, когда чья-то рука обхватила меня за шею и притянула к твердой груди. Я знала, что это Эш, даже не поднимая взгляд. Я закрыла глаза, обвила его руками за талию и сжала. Он поцеловал меня в макушку и произнес:

— Мы быстро доставили ее сюда, и доктор Харрис уже делает надрез для кесарева. Если кто-то и может спасти ребенка, так это он и его команда.

Я знала, но это не избавило меня от страха, который я испытывала.

— Я всегда так вовлекаюсь, — прошептала я. — Как я могу помогать пациентам, если позволяю эмоциям брать верх?

Эш удерживал меня на расстоянии вытянутых рук, отчего я открыла глаза и посмотрела на него.

— Послушай меня, — твердо сказал он. — Когда Салли не дежурит с нами, ты — «мать» отделения. Ты главная, и эта ответственность ложится на твои плечи не потому, что ты милая и добрая, а потому, что ты чертовски хорошая акушерка. Ты слышала доктора Харриса, мы доставили ее сюда за девяносто одну секунду, и это благодаря тебе.

Я почувствовала, как задрожала нижняя губа.

— Спасибо, Эш.

Он подмигнул.

— Не стоит благодарности, малышка.

Малышка.

Я фыркнула.

— Я на четыре года старше тебя.

— Возраст — это просто число, детка.

Я усмехнулась, но закрыла рот, когда услышала шум в операционной. Я схватила Эша за руку, когда услышала радостные возгласы. Двери приоткрылись, и прекрасный звук плача новорожденного заполнил коридор.

— Да! — взвизгнула я и прыгнула на Эша, который рассмеявшись, поймал меня в воздухе.

Он покружил меня, а затем поставил на пол и крепко сжал. Мы ждали десять минут, пока Саманту зашьют и осмотрят ребенка. Мы оба повернулись к улыбающемуся доктору Харрису, когда он вышел из операционной, избавляясь от своего хирургического халата. Он обнял меня и стукнулся кулаками с Эшем, что заставило меня широко улыбнуться. Доктору Харрису пятьдесят пять, и смотреть на то, как он с кем-то стукается кулаками, всегда меня забавляет.

— Это благодаря вам и вашей команде, — обратился он к нам обоим. — Вы отлично справились. Ребенок дышит самостоятельно, и жизненные показатели матери тоже стабильны. Мы поместим его в отделение интенсивной терапии для наблюдения, но он выглядит хорошо. Отличная работа.

Меня накрыла новая волна облегчения.

— Слава Богу, — выдохнула я.

Мы с Эшем вышли из операционной и направились обратно в родильное отделение, прибавив шаг. После того как мы сообщили нашим коллегам, что и с Самантой, и с ее ребенком все в порядке, мы снова устроились на посту медсестер.

— Трудно поверить, что еще нет даже девяти утра, — произнес Эш, покачав головой.

Я кивнула в знак согласия.

— Это будет долгий день.

— Слава Богу за чай, — сказал Эш, заставляя меня рассмеяться.

Слава Богу.

Сердцем я знала, что не смогла бы выполнить эту работу без него. Он был моим соучастником по преступлению, и мы подпитывали друг друга в нашей деятельности. Мне повезло, что он в моей жизни. Благодаря хорошим друзьям даже самые мрачные времена кажутся светлыми.

***

— Это страшно? — спросил Доминик, широко раскрыв глаза.

Я только что закончила рассказывать ему о красном коде в отделении утром, пока Брона была наверху в ванной.

Я кивнула и ответила:

— Это всегда страшно. Ненавижу красный код.

Доминик понимающе кивнул, затем посмотрел на кухонную дверь, когда мы услышали, как Брона спускается по лестнице. Я протянула руку и коснулась его руки.

— Не говори ей об этом. Я и раньше не рассказывала ей, потому что это расстраивало ее, но теперь, когда она беременна, я не хочу, чтобы она боялась, что с ней может случиться что-то подобное.

Доминик кивнул один раз, затем обратил свое внимание на Брону, когда она вошла в комнату. Она положила руки на бедра и глубоко вздохнула.

— Я такая толстая, — нахмурилась она. — Мне потребовалось целых шестьдесят секунд, чтобы встать с унитаза.

Я хихикнула, в то время как Доминик склонил голову набок.

— Толстая? — спросил он. — А я-то думал, ты беременна. Ты меня обманула.

Брона показала ему средний палец.

— Укуси меня, ублюдок. Ты сделал это со мной.

— Можешь поспорить на свою задницу, это точно сделал я, — ухмыльнулся он, не обращая внимания на оскорбление. Ради справедливости надо сказать, что много лет назад она перешла от использования клички Факфейс к выражению нежности, и, думаю, что именно поэтому Доминик никогда не возмущается от оскормблений.

Я улыбнулась, в то время как Брона отошла к краю кухонной стойки. Она — по глупости — попыталась вскочить и сесть на прилавок, как всегда делала в прошлом, но теперь, когда она беременна, это было одновременно опасно и смешно, потому что она никогда не смогла бы забраться на прилавок без посторонней помощи.

— Доминик, — задумчиво произнесла я. — Подай ей руку.

Он встал, подошел к Броне и осторожно поднял ее на стойку. Моя сестра смотрела на него и улыбалась, это заставило его тоже улыбнуться.

— Почему ты так смотришь на меня? — спросил он, забавляясь.

— Ты без особых усилий поднял меня, это значит, что я еще не настолько толстая.

Доминик фыркнул.