Он сто раз запрещал себе привязываться к ней. Не очаровывайтесь, чтобы потом не разочаровываться. Так, кажется, сказал кто-то из древних мудрецов. Раймон де Ренар все-таки, похоже, привязался. Но не разочаровался. Иначе зачем было отказываться от сватовства к знатной красавице Флорибелле, вызывать на поединок ее брата, почти месяц валяться в кровати из-за открывшейся раны и до сих пор таскать с собой те серьги, что купил для Армель в Шартре… и вряд ли теперь сможет подарить. Тогда она была бедной и безвестной сиротой, сейчас — дочь могущественного человека, который ввел ее в свой род. Вот уже несколько дней это было предметом обсуждения для всей округи. Армель живет в замке, читает книги, о которых не могла и мечтать прежде, и носит прекрасные платья. Теперь ей не подобает принимать от него подарки, как и танцевать у костра, со смехом скидывая капюшон. Почему всякий раз становится труднее дышать, когда вспоминаются тяжелые, темно-золотые в бликах костра косы, упавшие на ткань плаща?
Он тряхнул головой, будто хотел отогнать наваждение, и шагнул в полумрак храма. Того же самого, только теперь настало лето, а прихожан в будний день, да еще в дневное время, не было. Сейчас горячая пора в любом деревенском хозяйстве, с утра до вечера люди трудятся на полях, огородах и пасеках, а еще надо и сено заготовить, и на виноградниках всегда есть работа. К тому же, священника сейчас в храме не было. Раймон уже успел побывать возле дома святого отца, которым служила небольшая церковная пристройка, там и узнал, что преподобный Годон еще на рассвете уехал в дальнюю деревню исповедать умирающего.
В храме был только маленький служка, занятый очисткой аналоев от расплавленного воска и свечных огарков. Увидев знатного рыцаря, мальчик узнал его даже при скудном свете лампад. Поклонившись, поспешил к выходу, чтобы молодой господин мог помолиться в уединении. Казалось, служка даже не удивился появлению Раймона, хотя в этой глуши приезд нового или давно отсутствовавшего человека — уже событие, которое все будут долго обсуждать и строить домыслы, для чего и надолго ли он явился.
А он и сам не знал, почему вдруг стало так нестерпимо грустно и потянуло прочь из дома. Наверно, чтобы отпустила печаль, нужно было вернуться сюда. Узнать, как она живет там, на новом месте. Раймон знал, что вместе с нею покинула старую усадьбу и Берта. Старый слуга Иво выздоровел и продолжал жить на прежнем месте, больше людей и не требовалось для присмотра за маленьким хозяйством. Но вряд ли этот простой человек смог бы поведать о нынешней жизни своей госпожи. Иное дело — деревенский священник, он дядя Армель, и надо непременно дождаться его возвращения. Похоже, теперь только он мог что-то поведать о своей племяннице. Ведь Гуго тоже давно не показывался здесь. Раймон знал от родителей, что молодой слуга приходил благодарить его. Но тогда он лежал в лихорадке после поединка с наследником Мортрэ, и встреча не состоялась…
Из раздумий его вывели легкие женские шаги позади. И он почувствовал раньше, чем увидел, что вошедшая была юной и невесомой, как солнечный зайчик. Конечно, эта прихожанка была не из вилланов. Те носят простые льняные одежды и деревянные сабо, в которых невозможно приблизиться так тихо. Только шелест шелка, этот верный спутник знатной девицы, выдаст ее появление. А еще о нем скажет сердце, которое вдруг замирает, пропуская удар, а потом начинает колотиться так, что ей должно быть слышно! И она слышит, но в своей неопытности еще не догадывается, что это его сердце! Она останавливается, глаза после яркого дневного света не сразу привыкают к полумраку, царящему под сводами храма.
— Святой отец, вы здесь? — звучит нежный голосок. Глаза вновь обретают зоркость, и она видит у аналоя фигуру мужчины. Он широк в плечах, строен, и наверно, на целую голову выше ее дяди.
— Я помешала вам молиться, шевалье? Простите, я искала здешнего священника…
Он шагнул навстречу, и она замерла на месте, как пташка перед лисицей. Почему-то вдруг подумалось, что Renard — это и есть лиса, чье изображение сверкает красным золотом на гербе их славного рода. Но она теперь не слабый воробушек! Хотя и продолжает его любить.
— Здравствуй, Армель, — звучит его голос, такой ласковый и совсем не похожий на тот, что был тогда, в лесу. От неожиданности она не сразу смогла ответить. Но помимо воли, повинуясь только памяти сердца, ее руки чуть было не протянулись ему навстречу в каком-то отчаянном порыве… но тут же опустились, и она поспешила спрятать их за спину, чтобы не поддаться, не сгореть, как мотылек, в огне его глаз.
От него не укрылось ее движение. Но какой-то древний инстинкт подсказал оставаться на месте, чтобы не спугнуть. Он не мог допустить, чтобы она снова пропала! — Здравствуй, Раймон. Звук ее голоса был как кусочек льда, тающий под солнечным лучом. — Я тоже жду отца Годона, — сказал Раймон. — Но он уехал в лесную деревню и, наверно, вернется не скоро.