Rain (СИ)

А бояться смерти и не нужно – говорил Чимин. А ещё он говорит, что её незачем ждать. Нужно получать удовольствие каждую секунду, и жить так, словно завтра наступит конец света. Лиричный смысл, а на деле всегда наоборот. Конец света каждое утро пролезает через окно, оглашая, что разбил кружку/уволили с работы/забило унитаз/нет воды. Умер мой отец..?

-Если ты здесь за смертью, то не трави мне душу. Слышишь? – Джина перевела свой намокший взгляд в мою сторону, и нахмурила брови. Я мягко улыбнулась ей, и резко кинулась сцеплять руки на шее, целуя в щёки – натерпелась холодности, забирая теплоту, исходящую от неё. А она уже точно не злилась.

Много раз повторяла ей, что у меня всё будет хорошо. Что я буду жить. Что поводов для переживаний практически нет. Что для меня нет преград. Что:

-Обещаю – всё будет хорошо. – А кодеин, прописанный Мин Юнги пёк карман сумки.

Я вру, потому что мне хочется побыть счастливой ещё немножко. Сейчас, когда на уме множество мыслей, я не сумею принять верное решение. Мой эгоизм – моя надежда.

Джина громко всхлипнула и заплакала, поглаживая меня по спутанным уличным ветром волосам. Не знаю, поняла ли она мою ложь, приняла ли и что скажет потом.

А про себя я продолжала заведённой песенкой повторять девушке ещё одну фразу. Много-много и ещё очень долго. Она стала моей любимой под звук дождя об оконную раму. Свежестью по венам и мокрые глаза.. Джина..

«Помни меня, помни меня, помни меня..»

Не забывай, и всё будет хорошо.

История знакомства моих родителей напоминает сказку. Моя мать спасла тонущего отца-мальчишку из речки, и когда я была маленькой, часто слышала в сторону мамы нежное привязавшееся «моя Левкофея». Левкофея – это древнегреческая богиня, которая спасла Одиссея из моря. Но любая сказка как привило, заканчивается, а любовь по общепризнанному факту длится не долго. По мнению Бегбедера Фредерика - всего три года.

Отец стал похаживать налево, мать, хм.. направо? Их разлад начался с незапамятных времён, но все продолжали строить вид любящей семьи, садясь опять за стол в полном составе, кривя ненастоящие улыбки. А после очередного воссоединения, родился Хёк, и брак ненадолго продолжал держаться возле маленького ребёнка.

Когда я была в подростковом возрасте мама спуталась с приезжим из города бизнесменом. Их отношения быстро разрастались, и буквально через полгода она с одним чемоданом покинула наш дом, решив, что дальше такая жизнь продолжаться не может. Что она – любит другого, а в жертву приносить себя не станет. Слишком молода, слишком красива, слишком любит хорошую жизнь, чтобы хоронить себя с никчёмным мужем и двумя маленькими детьми.

В последнем разговоре, мама сказала мне, что её нельзя винить. Что она непричастна к нашей разрухе. А мне всего-то и надо было, чуточку её внимания. Когда я догоняла её и кричала вслед, мать даже не обернулась, не погладила по волосам, не пообещала вернуться; не заверила, не пообещала – всё будет хорошо; не убедила меня, как надо понять правильно.

Да, себя в жертву она не принесла. Но стала ей по своему мнению. Будто мир обрушился на неё, когда я её возненавидела и принимала её редкие денежные подачки, как должное. На них и жила.

Крайним удивлением для меня стало место жительства Дже Хёка. Вот он был ярым ненавистником матери, и после её ухода меня ещё больше игнорировал, словно чёрной кошкой, перебежавшей дорогу, была я. Ну а то, что он переехал в Пусан сразу после моего поступления в университет, в принципе не такая уж невидаль. Мама подготовила все условия, чтобы обогреть выросшего, практически взрослого сына, которого якобы до безумия любила.

Я прекрасно понимаю, что слабые люди, как мой отец, не умеют сражаться с проблемами. Ему только нужен был повод, чтобы опустить руки, но воспоминания о нашем коротком добром детстве иногда посещают меня во снах. Даже когда он пил, то никогда не кричал и не поднимал руку ни на меня, ни на брата. Мы были накормлены, были напоены, и учиться я отправилась с деньгами, данными папой. Я знаю, он сам сломался. Мы с Хёком просто дети, и ничего не могли изменить. В частности я – просто отразила всю боль в своей душе.

Но изредка, по воскресеньям, прожёвывая джинино овсяное печенье, я думаю, что многое упустила. Что мама – меня не долюбила, папа – меня не нашёл, брат – так меня и не понял.. Во всей этой семейной драме я одна ставлю запятые, и начинаю перечислять понесённые убытки. Затаивается страшное чувство, что единственной, кому это всё ещё важно – Ан Хуан. И что эту важность я с собой и заберу.

А Хёк дурак, не успеет сказать мне, как раскаивается.

-Камень, - я волнуюсь: раз, - ножницы, - ещё немного: два, - бумага, - расслабленно выдыхаю: три. – Чо-о-он Чонгукки! – пропела я, радостно воскликнув.