…Участники покушения мертвы. Их помощники и почти все до единого члены их семей расстреляны. Закончилась жизнь двух последних из «Сильвер А»: радиста Потучека настигла пуля жандарма во время преследования, а командир группы Бартош сам пустил себе пулю в лоб, когда увидел, что скрыться от преследователей невозможно.
Кто же еще остался?
29 июня 1942 года в кабинет Паннвитца (теперь уже криминального советника) в «Печкарне» привели Карела Чурду. Паннвитц достал чековую книжку «Кредитанштальт дер Дойтшен» за номером 18311, выписанную на имя Карела Чурды, с вкладом в 5 миллионов крон в счет назначенного вознаграждения, приложил к ней новое удостоверение личности. Снова фальшивое: Карл Иергот, торговый служащий. На этот раз его, разумеется, изготовляли не в разведывательном отделе Министерства национальной обороны в Лондоне, а в пражском управлении гестапо.
Чурда-Иергот получил от гестапо квартиру в Виноградах, на Французской улице, дом 8, ежемесячное жалованье в сумме 30 тысяч протекторатных крон, сапоги, кавалерийские бриджи и зеленую шляпу. Он женился на сестре гестаповца Эрета, а она стала обучать его немецкому языку, чтобы он лучше подготовился к своей будущей роли владельца поместья. Потому что Чурда хочет после победы Третьего рейха приобрести поместье где-нибудь в районе Варты, на польской территории, которая, безусловно, после войны будет заселена людьми немецкой крови.
Пока же он будет служить гестапо. Будет объезжать разные города и села в протекторате, выдавать себя за чехословацкого парашютиста из Англии (роль свою он знает хорошо) и передавать гестапо сведения о тех, кто ему будет предоставлять кров и оказывать помощь. Несколько раз с разрешения Франка ему давались особые поручения за границами протектората, в Баварии: когда среди обломков британских бомбардировочных самолетов, сбитых немецкой противовоздушной обороной, находили обгорелые тела людей в штатском с протекторатными удостоверениями в карманах. Чурда будет отвечать на вопросы следователя мюнхенского гестапо, может ли он опознать по фотографиям и останкам погибших, знал ли он их и видел ли их в Англии. Он сообщит и то, что ему известно об их знакомых и родственниках в протекторате.
Его позорный путь закончился 5 мая 1945 года в Манетине, возле Пльзени. Там он был схвачен революционными органами, когда, уложив в чемодан миллион германских имперских марок и германский имперский паспорт, готовился удрать на запад, в Германию, к американцам.
Таков конец предателя: его ждал смертный приговор, который он сам себе подписал в июне 1942 года
…«Вплоть до трагедии, разыгравшейся в пражской церкви, гаховские изменники уверяли чешский народ, что, как только будут пойманы участники покушения на Гейдриха, чрезвычайное положение в стране будет отменено и казни прекращены, — говорил в комментариях московского радио 27 июня 1942 года Клемент Готвальд. — Согласно официальной версии гестапо, теперь „преступники схвачены“, однако чрезвычайное положение не отменено, казни продолжаются в еще большем масштабе, чем прежде, а к уничтожению Лидице прибавилось уничтожение еще одного чешского населенного пункта — Лежаков, возле Хрудима. Итак, истекший месяц показал, что оккупанты использовали покушение на Гейдриха как предлог, чтобы развязать против чешской нации истребительную войну, которая развертывается все шире и шире и приобретает угрожающие размеры».
Число жертв, павших в этот страшный период, невозможно точно подсчитать. Одни только военно-полевые суды в Праге и Брно вынесли более полутора тысяч смертных приговоров. Согласно донесению Франка Гитлеру, 3188 чехов были заключены в тюрьмы. Какова же была их судьба, если во всех тюрьмах и концлагерях чешские заключенные подвергались массовому истреблению? В панкрацких застенках Юлиус Фучик записал на листочках папиросной бумаги: