Район. Возвращение

— Эгей, так клево!

Сдобный пожал плечами и пошел вперед, я последовал за ним. Чего тут выпендриваться, когда можно поддержать напарника, пока тот повисает на руках и потом аккуратно и неторопливо оказывается на земле. Передать ему ствол, чтобы не мешал спуску, и последовать примеру, быстро и надежно коснувшись подошвами густой травы на давно разросшемся до луга газоне. И не стоит изображать сцены из голливудских боевиков… да и из отечественных тоже. Проще надо быть, так оно надежнее.

Выпрямившись после спуска и повертев головой, я понял, что знаю, куда идти дальше. А как иначе, если эти места мне известны с самого детства, проведенного здесь, совсем недалеко, в доме бабушки и деда? На мгновение даже накатило что-то, заставив с силой сжать челюсти и подавить тугой комок, подступивший к горлу. Да, Пикассо, а ведь ты явно стареешь. Таким становишься лиричным и ностальгирующим, что хоть стой, хоть падай. Не годится так, сейчас, во всяком случае. Потерпи. Вот сделаешь необходимое дело, спасешь мир, решишь вопросы, связанные с нападением на федеральных служащих, и вот тогда — предавайся воспоминаниям сколько хочешь.

КПК на предплечье Сдобного пискнул, приняв сообщение. Мой напарник нажал на металлическую кнопку, открывая его. Мы не любим сенсорных панелей — здесь, в Районе, они ни к чему. Равно как и большое количество пластиковых деталей там, где можно сделать металлические. Здесь, когда важны надежность и долговечность, новомодные хреновины часто не прокатывают.

— Они двинутся в сторону Осиновского озера. — Напарник покачал головой. — Танат и Точинов, вдвоем. Остальные остаются в бункере, потому что идти не могут… херовато.

— Почему к Осиновскому? — поинтересовалась сестра. — Какого черта они там забыли?

— Потому что дорога в город закрыта «серыми». — Сдобный вздохнул. — Вот сучары, а? И когда успели, кто мне скажет?

— Под городом прошли. — Крюк ругнулся… очень грубо. — Извини, Скопа, не удержался. Игра становится все серьезнее, господа рейдеры. Кто-то открыл им участки, которые ведут напрямую сюда.

— А они закрыты были? — Ну а как еще-то, если вон они, коридоры, ходи не хочу.

— Основная часть да. — Он покрутил головой. — Я же все их исходил вдоль и поперек, знаю, что говорю. То, что вы видели, это лишь малая часть. Основные ходы, прямые и ровные, Создатели всегда держат запечатанными, потому что по ним добраться до Ковчега — плевое дело.

Вот оно как, оказывается… и что теперь нам делать? Давай, думай, Пикассо, кому, как не тебе, этим сейчас заниматься.

— Пройдем через Колыму до Северного проезда. — Ну да, именно так и думаю, потому что по нему можно спокойно выбраться в ту сторону, куда отправились Измененный и ученый. — Там налево, чуть покрадемся через коттеджный поселок, и все, можем выйти как раз к Пустырям у Осиновки.

— Смок? — Сдобный недоверчиво засопел.

— А чего нам смок, у нас же вон чего есть, да? — Я повернулся к голему. — Хотя… Крюк, у тебя заряды к пушке еще есть?

Голем широко улыбнулся:

— Правильный вопрос, Пикассо. Отвечаю, что зарядов осталось на полторы нормальные очереди по пятнадцать штук. А потом все — останется только идти до моего дома или поворачивать к одному из схронов, больше никак.

Нехорошие дела, ай, какие нехорошие… а так надеялся на помощь этого страшного орудия.

— Аккуратнее пойдем, значит… — сказал и сам удивился тому, насколько резко вышло. А все потому, что не надо полагаться на Деда Мороза и прочих зубных фей, а надо думать головой. — Да нет более краткого пути, ребят, правда.

— А кто спорит, что ли? — Крюк монументально пожал плечами. Сказочное зрелище, сравнимое с тем, как если бы уродливая хрень на Москве-реке вдруг встала и сама ушла прочь от разъяренных жителей столицы.

— Я так вообще молчу. — Скопа, по своему обыкновению, дымила в свободную минуту. — Ты ж мой старший брат, везде был и все знаешь.

— Идем-идем, Пикассо… — Сдобный поменял магазин в АК. — И спорить не собираюсь, не маленькие мы с тобой.

— Да идите вы все… клоуны!

Хоть смейся, хоть плачь, честное слово. Тоже мне, спасатели мира, не могут определить нужный маршрут. Ладно, хватит молоть языками, пора в путь. А он, путь-то, будет и непростой, и неблизкий.