— Как? Что говоришь? А куда ж они её денут? Механизацию в карман не спрячешь.
— А так! Скажем, в прошлом году механизация была на семьдесят процентов, а нынче — на восемьдесят. Куда девали эти десять процентов? Сделали что-нибудь полезное для хозяйства? Или — на распыл пошло? Волы паслись, люди на базаре торговали?
— Правильно, Митя! Долго молчал, а дело надумал! Именно так и нужно спросить их, хозяев: куда деваете нашу механизацию?
Хохот, аплодисменты…
Одна бригада приехала на праздник в полном составе, с кухаркой, горючевозом, водовозом, со своими продуктами, посудой для варки пищи, и даже столами и скамейками, прихваченными с полевого стана. Расположились они возле автомашины, привезшей их, как в своём колхозе в степи у походного вагона — воткнули в землю две железные рогулины, подрыли под ними ямку для котла, кухарка уселась, поджав ноги, на траву и стала чистить картошку. Разница была лишь в том, что трактористы приоделись и присутствовали их жёны, которых на полевом стане обычно в таком сборе не увидишь. Но не все жёны присутствовали. По этому поводу было немало шуток, зубоскальства.
— Степан! Почему твоя Маринка не приехала на «День тракториста»?
— Нездорова…
— Перепугалась, может, когда ей пригласительный билет принесли? «Марине Кондратьевне Пересухиной. Райком и райсовет приглашают вас…»
— А чего ж ей пугаться?
— Да кто его знает, зачем приглашают жён трактористов? То ли по сто грамм поднесут, то ли постыдят принародно за то, что плохо работают в колхозе?
— Да, девчата, нынче вам обошлось, но в будущем году, сказал секретарь райкома, обязательно упомянет в докладе тех жён механизаторов, что заделались начальницами, в колхозной работе не участвуют, на мужнины трудодни надеются.
Женщины протестуют. Завязывается горячий спор — кто виноват в том, что жёны механизаторов мало участвуют в колхозной работе, не сами ли мужья? Кто запретил Маринке ходить на свёклу? Сам Степан. Прокормлю, мол, тебя с детишками своими трудоднями, мне в доме нужна помощница, а не в поле, чтоб уют мне создавала, когда приду на день отдохнуть.
— А что ж, и запретил, — оправдывается Степан. — Разве ж это жизнь? Прибежишь с поля — Маринки нету дома, где-то аж за Бугровыми хуторами свёклу шаруют, там и ночевать остаются, на бригадном стане. Маринка отпросится домой — я на работе. У нас с нею получалось, как у тех деда с бабкой: дедушка на печь — бабушка до бражки, бабушка на печь — дедушка по дрова.
— А ты возьми её в прицепщицы — вот и будете неразлучны днём и ночью.
— В прицепщицы?.. Да нет, это тоже не годится… Чтоб целый день за твоей спиной глаз с тебя не спускала?..
Когда усаживались за столы, один из трактористов этой бригады, рослый, плечистый красивый парень лет тридцати трёх, скрылся в кусты с узлом подмышкой, переоделся там и появился вдруг перед всеми в костюме официанта московского ресторана первого класса: чёрная тройка, атласные лацканы, галстук бабочкой, с белоснежной салфеткой на руке. Его встретили громким смехом.
— Чего это ты таким фертом вырядился, Серёга?
— Товарищ официант! Пол-литра столичной и два солёных огурца.
— Вспомнил старое.
— Какое старое?
— Так он же был официантом.
Сергей, — видимо, хороший актёр, комик, — без тени улыбки, с серьёзным деловитым лицом обратился к кухарке.
— Лукерья Фёдоровна! Как у вас? Готово? Что будем подавать? Квисо куриное сюпрем с рисом? Соус тертер? Яйцо мирабо? Эскалоп из телятины?
— Погоди, — давясь смехом, ответила кухарка. — Мясо ещё не доварилось.
— Придётся подождать, товарищи, минут двадцать.
Сергей ушёл за машину, где на ящиках и досках было устроено нечто вроде буфета (заведывала им жена бригадира), принёс на подносе, держа его одной рукой выше головы, тарелки с хлебом, ложки, вилки, стаканы, лихо, со звоном, ничего не разбив и не опрокинув, опустил поднос на стол, стал раскладывать приборы. Все зачарованно глядели на него.
— Да ты что, брат, в самом деле официантом был?
— Два года.
— Когда?
— После демобилизации. До сорок седьмого года.
— Вот диво! А до войны чем занимался?
— Тем же, чем и сейчас занимаюсь. Работал трактористом в Знаменской МТС, Ростовской области.
— Значит, тракторист — издавна? А чего ж тебя занесло не в свою борозду?
— Так, бывает…
И пока у кухарки допревало в котле над костром «квисо куриное сюпрем с рисом», Сергей рассказал, — не все, видимо, ещё знали эту историю, — как его занесло «не в свою борозду» и как его вынесло…
— В сорок четвёртом году получил я на фронте письмо из колхоза — умерла моя мать. Больше никого родных у меня там нет. Брат погиб под Сталинградом. Подворье наше спалили немцы… Отслужил родине до полной победы, демобилизовался в немецком городе Швибусе, выправил документы, а куда ехать? Подвернулся приятель, тоже из демобилизованных, Виктор Дракин, старшина. «Поедем, — говорит, — со мною в Саратов. Если ты к технике привержен, так в городе же её больше, на завод поступишь или на курсы шофёров, будешь какого-нибудь начальника возить, это дело чище, чем в тракторе ковыряться». Подумал, подумал — поехал с ним в Саратов.