Раиса в стране чудес

— Сволочь, — повторила Ньеппер и, обняв урну с прахом Матильды Малкович, разрыдалась.

Она плакала красиво и вдохновенно, в лучших голливудских стандартах, утонченно страдая и одновременно восхищаясь своим артистическим даром.

Рыдания прекратились так же внезапно, как и начались. Жалость к себе без видимого перехода неожиданно трансформировалась в решительную жажду действий.

Ухватив искусственного Ирвина за эрегированный силиконовый пенис, призывно торчащий из расстегнутой ширинки бархатных джинсов от декадентствующего Умберто Биланчиони, звезда резко повернула кисть, четко отработанным движением лишив бедолагу основного предмета его гордости.

Этот фокус Кейси проделывала регулярно, считая символическую кастрацию Келлера лучшей формой снятия стресса. Член без труда вставлялся в соответствующее отверстие и вынимался из него, как руки разборной пластиковой куклы.

— Мне надоело изображать из себя идиотку, ожидая, когда ты вернешься ко мне, лживый сукин сын, — объяснила Ньеппер оторванному органу. — Все мужское население планеты, за исключением разве что голубых, мечтает меня трахнуть. Все — за исключением любимого мужа, предпочитающего напиваться до блевотины, тоннами жрать наркотики, скандалить и маниакально гоняться за юбками на всех континентах. Что ж, если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. Наши судьбы соединены на небесах. Дажe мертвому тебе не удастся уйти от меня.

Водворив силиконовый пенис на место, Кейси, порывшись в ворохе наваленных на кровать декоративных подушек, извлекла из-под них телефон.

— Справочная? — вкрадчиво промурлыкала она. — Мне нужно узнать телефон отеля «Хилтон» на Майами-Бич, Флорида. Записываю. Да. Да. Так. Отлично. Большое спасибо.

Москва, роскошный «дуплекс» на Ленинском проспекте.

— Сволочь, — изрекла Раечка Лапина, адресуясь к лежащему на кресле-качалке автоматическому пистолету системы Стечкина.

Благоухающий свежей смазкой пистолет, как и следовало ожидать, промолчал.

В отличие от предыдущих персонажей, столь нелестный эпитет длинноногая восемнадцатилетняя Рая адресовала не Ирвину Келлеру, а Ивану Самарину, в данный момент отсутствующему хозяину оружия и самой Раечки Лапиной.

Иван Самарин, тридцати двух лет, ранее судимый, известный в криминальном мире под кличкой Череп, возглавлял боровскую преступную группировку. Три года назад вышеупомянутый боровский авторитет прямо-таки до безобразия, до умопомрачения влюбился в роскошную, сумасбродную и взбалмошную Раю. Вопреки всем законам природы, с течением времени его страсть не утихла, а наоборот, разгоралась все сильней, обретая всесокрушающую силу лесного пожара.

Лапина, в свою очередь, тоже была без памяти влюблена, но, как часто случается в жизни, не в обожающего ее Черепа, а в совершенно другого мужчину, с которым она не только не была знакома, но даже в глаза его живьем не видела.

Впрочем, выражение «в глаза не видела» в данном случае не совсем уместно. С девятилетнего возраста Раечка с маниакальным упорством собирала всевозможные изображения Ирвина Келлера, ее кумира, героя ее снов и голубого (не в том смысле) принца ее мечты, супермена и самого крутого, по ее мнению, рок-певца всех времен и народов. Короче, от Ирвина Раечка, выражаясь ее собственным языком, млела, балдела, тащилась и фанатела.

Пока Лапиной было пятнадцать лет, Череп снисходительно относился к этому вроде бы невинному увлечению, считая его типичным подростковым бзиком, и даже лично дарил ей маечки с изображением Келлера и видеокассеты с его клипами.

Скандал разразился полгода назад, когда Иван, пытаясь отыскать засунутый куда-то по пьяной лавочке гранатомет, залез в кладовку. Гранатомета он там не нашел, но зато обнаружил объемистый чемодан, под завязку набитый сделанными под копирку копиями писем его драгоценной Раечки Ирвину Келлеру. Каждое рукописное письмо сопровождалось распечатанным на компьютере переводом на английский язык.

Прочитав первое вытянутое наугад послание, Череп побагровел и заскрежетал зубами.

За все годы совместного существования Раечка не сказала ему и тысячной доли тех ласковых слов, что она изливала на голову меньше всего нуждавшегося в них янки, а уж в сексуальных фантазиях, опять-таки детально изложенных в письме, его семнадцатилетняя любовница оставила далеко позади как многоопытную потаскушку Эммануэль, так и развратных авторов Камасутры.

— Со мной, значит, у тебя постоянно голова болит, а ему ты готова…

Произнести вслух то, что Раечка обещала сделать с Ирвином в их первую брачную ночь. Череп не смог.

Лапину спасло лишь то, что в тот день она навещала родителей и вернулась домой только к полуночи. Попадись она Самарину под горячую руку — и незавидная участь Дездемоны была бы девушке обеспечена.

Всего Иван насчитал более двух тысяч писем. Это означало, что его ветреная подружка иногда катала треклятому волосатому америкашке по три письма в день, причем за перевод платила его, Черепа, деньгами.