Райские пастбища

– Моя не знает. Он сказать, пришел видеть вас насчет молодой хозяйка.

Элен мгновенно оказалась у дверей. Ее лицо пылало от гнева.

– Что он хотел? Кто он такой?

– Моя не знает, хозяйка.

– И ты его выпроводил! Совсем распустился. Пошел вон!

Она снова упала в кресло и закрыла глаза.

– Хорошо, хозяйка. – Джо уже собирался уходить.

– Эй, Джо, иди сюда! – Он вернулся и стоял позади ее кресла, пока она не открыла глаза. – Прости меня, Джо. Я сама не знаю, что говорю. Ты все сделал правильно. Ты останешься у меня, правда?

– Да, хозяйка.

Элен встала и торопливо подошла к окну.

– Сама не знаю, что со мной сегодня творится. Мисс Хильда успокоилась?

– Да, молодая хозяйка теперь хорошо.

– Ладно, разожги, пожалуйста, огонь в камине. Там, в гостиной… А потом, чуть погодя, приведи ее ко мне.

Элен сделала из своей гостиной некое подобие памятника покойному супругу. Она придала ей вид охотничьего домика. Это была большая комната, отделанная панелями и балками из красного дерева. Оленьи морды всех родов и мастей высовывали между ними свои любопытные носы. Одну из стен целиком занимал огромный, сложенный из неотесанных камней камин, над которым висел рваный французский боевой флаг, где-то найденный Хьюбертом. Ружья Хьюберта хранились в запертом ящике со стеклянной крышкой, каждое в своем гнезде. Элен казалось, что, пока она может здесь уединиться, муж не окончательно для нее потерян.

На Рашн Хилл она проводила в кабинете, грезя наяву, весьма приятные часы. И ей хотелось, чтобы это и здесь продолжалось. Она создала целый обряд, с помощью которого ей удавалось материализовать свою мечту. Элен садилась перед горящим камином, сложив на коленях руки. Затем она подолгу останавливала взгляд на каждом трофее, всякий раз повторяя: «Хьюберт касался тебя рукой». В конце концов перед ней появлялось видение мужа. Она почти ощущала его рядом с собой. В своем воображении Элен могла до мельчайших деталей представить его себе: руки, узкие бедра и длинные ноги. Потом она вспоминала, как он произносил слова, все его интонации, вспоминала, как лицо его то вспыхивало, то бледнело, когда он чем-то был взволнован. Она вспоминала, как он водил гостей от одного трофея к другому: перед каждым муляжем или чучелом Хьюберт останавливался, покачиваясь с пятки на носок и заложив руки за спину, и подробно, не упуская ни единой мелочи, рассказывал, как он убил этого зверя.

– Луна спряталась. Вокруг никаких признаков жизни. Фред, мой лесник, говорит: «Ничего нам сегодня не светит». Помнится, в то утро нам здорово не везло. Но вот, знаете, не покидало меня это ощущение – надо бы еще побродить, посмотреть, может, что обломится.

В эти минуты Элен словно наяву слышала, как он рассказывает свои истории – дурацкие, пустые истории, всегда кончавшиеся одинаково:

– Ну, расстояние было порядочное. Ветер дул слева и притом дьявольски сильно, но я как-то пристроился. Я еще подумал: «А, все равно, ничего не выйдет, ну и черт с ним, промажу так промажу». Так что мне, можно считать, просто повезло.

Хьюберту вовсе не хотелось, чтобы слушатели думали, что ему и в самом деле «просто повезло». Это был некий изящный жест, долженствующий показать его спортивную честность и скромность. Элен никак не могла понять, почему спортсмен не может признаться в том, что он умеет что-то делать хорошо.

Так она грезила. По кусочкам лепила в своем воображении его образ, и вот он уже заполнял всю комнату, неся с собой всепокоряющую энергию великого охотника. И наконец, завершив всю картину, Элен ее уничтожала. Внезапный звонок в дверь звучал тревожно. Перед ее глазами возникали хмурые и растерянные лица его друзей: они рассказывали ей, как все случилось. Грезы прекращались в тот момент, когда в дом вносили его тело. Сокрушительная волна печали наполняла ее грудь. Она бессильно откидывалась на спинку кресла.

Элен упорно не хотела допустить, чтобы он ушел из ее памяти. Так ей удалось сохранить мужа в мире живых. Замужем она была всего три месяца. Всего три месяца! Ее охватывала безнадежная тоска. Элен понимала, что возбуждает в себе это чувство намеренно, но считала, что Хьюберт это заслужил, она должна его отблагодарить, храня о нем вечную память. Да, она, конечно, должна горевать и тем не менее не поддаваться печали.

Элен продумала заранее, как проведет первую ночь в новом доме. И здесь, в новом загородном доме, где так ярко горят в камине дрова, а их свет отражается в стеклянных глазах животных, она тоже собиралась наслаждаться грезами.

Джо вернулся в спальню.

– Огонь гореть, хозяйка. Моя теперь звать мисс Хильда?

Элен смотрела в окно. С гор спускались сумерки. Вот и летучие мыши судорожно закружили в саду, и перепела подавали голос, потихоньку спускаясь к воде. Где-то далеко за каньоном, возвращаясь на скотный двор, мычали коровы. Нечто новое происходило сейчас с Элен. Ее наполняло незнакомое ей до сих пор чувство умиротворения и защищенности. Она раскинула руки и вздохнула всей грудью. Джо, стоя в дверях, ждал ответа.