Райские птички

Мое сердце остановилось.

— Ты? — я поперхнулась. — Но ты даже не знал меня.

Он кивнул.

— Я не знал тебя лично, но знал, кто ты. Знал, что ты – бывшая жена Кристофера Атертона, — он помолчал. — И моя семья тоже знала, что он не возьмет другую жену, пока жива его нынешняя.

— О нет, — поправила я. — Я бы не назвала тот период жизнью.

Он не двигался, но продолжал говорить.

— Да, но мы знали, что Кристофер еще не закончил с тобой. Он строил… планы.

Слова ударили меня, как ножи. Как пули. Разрывая плоть, раны, которые только что покрылись струпьями после гноения в течение многих лет. Мне не нужно было спрашивать Лукьяна о деталях этих планов. Я знала. Следы, покрывающие мое тело, знали.

Он смотрел на меня пристально, даже пристальнее, чем его обычный Лукьяновский взгляд, как будто боялся, что скелет Кристофера может ворваться в дверь и вырвать мое сердце из груди. Ему не стоило волноваться – Лукьян с этим отлично справлялся.

— Он был близок к осуществлению этих планов, и это не помогало нашим интересам, — сказал он.

Я прикусила губу.

— Каковы ваши интересы?

— Посадить рядом с ним мою младшую сестру, — сказал он. — Дать ему новую жену.

Я сглотнула.

— Понимаю.

Его глаза блестели, лед таял в них, показывая мне человека внутри монстра.

Слишком поздно.

Слишком поздно.

Все его тело напряжено. Не эта гранитная манера держаться, как обычно, а неуклюже напряженно, как будто он не знал, что делать со своими конечностями. Он чего-то ждал. Может быть, больше вопросов от меня, больше реакции, чем пустой фасад, который скрывал кричащую боль внутри меня.

Он ничего не получит.

Он уже забрал все, и этими словами забрал у меня то, о чем я даже не подозревала.

— У меня нет никаких отношений с семьей, кроме тех, которые я вынужден иметь. Я в долгу перед ними, но не питаю к ним никакой привязанности, — сказал он, как будто это могло как-то улучшить ситуацию. Он не любил свою семью, но работал с ними, чтобы разрушить мои руины жизни. — Мы с ними работаем вместе, чтобы получить власть. Раньше это меня не очень беспокоило. Речь шла только о проблемах и их решении.

— И то, что твоя младшая сестренка пойдет к психопату, – решение конкретной проблемы? — прошипела я. У меня зачесались ладони.

— Да, — сказал он. — И не утруждай себя мыслью, что она слаба и позволит себе стать жертвой. Она знала, во что ввязывается.

Я кивнула, переживая за его безликую сестру, которую я ненавидела без всякой логики.

— Да, значит, ты должен был устранить старую жертву?

Он коротко кивнул.

— А… значит она была готова к насилию? Изнасилованию? Разрушению? — я сделала паузу. — Хотя, о чем я говорю, конечно, была готова. Потому что ты следил за мной, пока все это происходило. Пока он делал это со мной. Да?

Я была уверена в ответе, потому что была уверена в том, каким человеком является Лукьян. Он должен знать своего врага. Но я все равно надеялась, молилась богу о другом ответе. Хотела, чтобы из него вышел какой-то герой. Но это все неправильно.

Ведь я влюбилась в этого негодяя и должна быть готова к тому, что он поступит как злодей и уничтожит меня.

— Да, — сказал он голосом, которым произносил это единственное слово болью.

Я не двигалась.

Он почти отчаянно вглядывался в мое лицо, ища что-то. Может быть, какое-то понимание. Прощение. Какую-то мягкость, какую-то нежность.

Возможно, я влюбилась в этого негодяя.

Он был и всегда будет таким.

Возможно, он влюбился в жертву.

Но я уже не такая.

Я стала закоренелым монстром, в которого он меня превратил.

Так что он не получит прощения.

— Я тебя не видел, — сказал он. — Я ни разу не видел тебя, пока ты была его женой.

Я подняла бровь.

— Разве бы это что-нибудь изменило? — спросила я, ковыряясь в его оправданиях, которые ковырялись в моей плоти.

Он стиснул зубы.

— Нет, — признался он.

Я кивнула, но ничего не сказала.

Это заставило его продолжать, потому что стало очевидно, что он не был доволен тишиной, наступившей после разбитого сердца.

— Моя семья очень похожа на твою, Элизабет. Мой отец – прямой потомок людей, которые основали мой родной город своей кровью, болью и страданиями. Кровь, боль и страдания были в нашей крови. Они затвердели, и с течением поколений стали хуже. Мой отец сделал все хуже. У него везде были дела, друзья, связи. Не спрашивай, как, потому что до сих пор, со всеми имеющимися в моем распоряжении ресурсами, я не могу точно определить, как он это сделал.

Он смотрел на меня, ждал. И снова я ничего ему не дала.

— Но не важно, как, — продолжал он. — Это то, что есть. Мы, русские, живем этим. Мы живем, как волки, воем, как волки. Это популярная русская идиома. Моя семья – хищники, плотоядные. Но все же вьючные животные. Даже меня как-то тянет к ним, несмотря на мое стремление к одиночеству.

Он наблюдал за реакцией.

Я ему ничего не дала.

— Мой отец поставил задачи перед каждым из нас, чтобы достичь цели. Власть – конечная цель. И побег с родины, конечно. Это наша родная земля, и она нас сотворила, но отец презирал ее. Моя задача состояла в том, чтобы сначала приехать сюда, посвататься и жениться на заранее выбранной женщине.

Мое сердце пропустило удар.