Райские птички (СИ)

Как это могло случиться, спрашивал себя Джереми, что он, родившийся где-то далеко, на материке, не знает ничего, кроме Эколы? Не мыслит себя вне Эколы? И сейчас, если Экола его отвергнет - он погибнет, как обычно гибнет отбившееся от стаи животное. Но ведь он человек. Творец. Его воля может двигать горы, усмирять тайфуны и останавливать войны. Разве не этому его учили? Так что же будет, если он изгонит из своего сердца Эколу раньше, чем та изгонит его?

В темноте, на пегом облачном фоне здание выглядело еще более громоздким и нелепым, чем днём. Оно не просто вызывало смутное раздражение - а подавляло своими размерами, пугало, гипнотизировало и лишало воли. В пустых, как бельма, окнах поблескивало ночное небо. Странно было видеть, как оно озарялось и гасло - короткими, жёлтыми вспышками.

- Это зарницы, - нервно выдохнул Хайли, - или далёкие молнии. Гроза над океаном. Ну, и где она, твоя радуга? - спросил он, поёживаясь то ли от холода, то ли от неожиданно напавшей робости. - Спит, что ли?

Друзья тоскливо жались друг к другу - за их спинами вздымались чёрные лохматые стены, сплошные, как лес. Вроде Экола - вот она, в двух шагах, но звуки и запахи другие. Там - крики ночных птиц, трели сверчков и цикад, голоса и музыка, ароматы цветов. Здесь - безмолвие, такое серое и мутное, что страшно произнести слово. Так и ждёшь, что оно увязнет в густом тумане. Пахнет пылью, сухостью, вялым плющом. И, на фоне тишины, словно что-то вибрирует под ногами, вязко гудит. Как будто земля поёт сама себе колыбельную.

- Спит? - удивленно переспросил Джереми. - Ты говоришь о ней так, как будто она - живая. Хотя... мне самому так иногда кажется...

- Да шучу, - буркнул Хайли, но, почему-то, не весело.

Накануне он с приятелями полночи провел за чтением анкет. Вернее, той их части, где ребята делились своими детскими воспоминаниями. Хайли читал вслух, а Джереми вносил результаты в таблицу, а потом даже вычертил график - хотя и без того всё было ясно. И пусть сердце ещё цеплялось за слабую надежду - а что, если это случайность, ведь в одной Эколе росли, в одну школу ходили, в одни игры играли - разум твердил, нет, не могут разные люди помнить одно и то же. Кто-то поймал жука или кузнечика, кто-то разбил коленку, кому-то мячиком засветили в глаз... Кто-то спорил на фантики, ел песок, отрывал бабочкам крылья, а потом плакал от жалости к ним, беспомощным и мягким, похожим на гусениц. Кто-то обжёгся, выпекая на кухне пирожок, испугался темноты, поссорился с другом, нагрубил учителю. Кто-то не выучил урок или потерял тетрадку. Кого-то отчитали перед классом. Всякое случается... Глупое, стыдное или страшное обычно запоминается лучше всего. Только где оно? Где эти мелкие детальки? Забылись? Вот так сразу - и всеми?

Всё, что воспитанники Эколы запомнили из детства, укладывалось в четыре паттерна. "Красный камешек", "гнезда чаек" - об этом чаще писали мальчики. Только одна девчонка рассказала об "алом сердечке", лодке и медузе на берегу, а две малявки из младших классов умилились писклявым чайкиным птенцам. Другие девочки вязали кукол, обязательно пришивая им вместо глаз пуговки с огоньком внутри - Бог весть, что это значило, Джереми не разбирался ни в пуговицах, ни в куклах - или поливали в саду цветы, играли в тяни-толкай и праздновали собственный день рождения. Разноцветные ленты, торт с пятью свечами... Почему именно с пятью, не больше и не меньше? Ведь дни рождения отмечаются ежегодно - и любой мог врезаться в память. Бессмысленный вопрос. Потому, что разработчикам искусственной памяти не хватило фантазии дать каждому что-то своё, индивидуальное. А может, все обстояло проще и упиралось в финансирование? Может это попытка снизить расходы?

- Не пойму, о чём они думали? - удивлялся Хайли, почесывая нос колпачком шариковой ручки. - Если до правды так легко докопаться, то кто-нибудь обязательно докопается. Разве нет?

- Может, им было всё равно, - Джереми сидел с ногами на кровати и бессмысленно перекладывал с места на место листки. На всех - чьи-то размышления, симпатии, мечты, дружба... и прошлое, сведенное к четырём стандартным сценариям. Живые цветы, выросшие на синтетической почве. - Вот мы докопались, ну, и что? Что мы сделаем? Пойдем к Хорьку и потребуем назад наши воспоминания?

- Почему бы и нет?

- И знаешь, куда он нас пошлёт?

- Нас, может, и пошлет. А если все придут? Вся Экола?

Джереми невесело усмехнулся.

- С какой это стати? Ведь они ничего не знают. Кто им расскажет - ты?

- Мы, - уверенно сказал Хайли. - Я, ты, Боб... Правда, Боб?

- Угу, - промычал тот, не поднимая головы. Сгорбившись над раскладным столиком и подперев языком щеку, он обводил график цветными фломастерами и над каждой линией чёткими, круглыми буквами выписывал название схемы. Красным - "алое сердечко", желтым - "чайки", синим - "вязаные куклы", зелёным - "день рождения". Получилось красиво и наглядно. Настоящая радуга.

Радуга... Джереми передернуло.

- Ну, хорошо, - он швырнул анкеты на подушку и встал. - И как мы это провернём?

- Толкнём речь в столовой? - предложил Хайли.