Райские птички

Когда бесстрастные фонари остались за спиной, а в лицо пахнуло живой и тёплой ночью, последние крупицы страха рассеялись без остатка. Так ласково гладил щёки влажный бриз, так нежно серебрилась луна, так сладко пели сверчки, что она поняла — вся Вселенная с ней заодно, а значит, никогда и ничего плохого не случится.

Чуткое ухо уловило голоса — впереди, там, где на фоне черничного неба, усыпанного ледяной крошкой звёзд, темнели зазубренные вершины скал, кто–то с кем–то встретился и радостно рассмеялся.

«А ты чего не спишь, Колючка?»

Софи даже топнула ногой от огорчения, позабыв про осторожность. Но тут же спохватилась. Осторожно ступая по твёрдой, шуршащей гальке, добралась до перевёрнутой лодки и спряталась за её крутым боком.

Две тонкие, едва различимые в слабом свете луны, фигуры, медленно двигались вдоль кромки океана.

«Вот так надо! Бери пример, — зло прошептала Софи, — решительней надо! Взяла и пришла! Ну, ничего, от мужа не набегаешься. Посмотрим, кто кого!»

Глава 10

После обеда поднялся ветер. Видимо, где–то за сотни километров бесновался шторм, и до полуострова донесло ошмётки его хвоста. Ветер гнул тонкие пальмы, принуждая их лохматые головы отвешивать низкие поклоны. Сгрёб на чистое небо влажные, чёрные тучи. Прогнал от воды чаек — и те с писком хоронились среди скал. Неприятно холодный, гладил океан против шерсти — волны потемнели, вздыбились, густой серый оттенок вытеснил солнечно–зелёный цвет.

С презрительным шипением океан выплевывал на берег обломки кораллов, камни, куски дерева, чёрные сгустки водорослей.

— Ну и погодка, — поёжился Хайли. — Наверняка, будет шторм.

Джереми вгляделся из–под ладони в угрюмый, изжёлто–серый горизонт и картинно сплюнул.

— Да нет, стороной идёт. Разве что зарядит ливнем. Да и то на полчаса.

Друзья растянулись на еще теплых от солнца камнях, лениво жмурясь на стремительно темнеющее небо. Под головы они положили скатанные полотенца.

Как приятно расслабляется тело от прохлады ветра и тепла гальки, и едва уловимого запаха йода. Полуденный час, час сиесты, сладкий глоток тишины.

— Слышь, парни, — хихикнул Боб, — а мужик–то реально головой долбанулся!

— Ты о ком это? — лениво отозвался Джереми.

— Ну, этот… как его… этот, который с крыши слетел… Ра… Ра…

— Рамон?

— Ну, да. Головой, слышь, приложился реально. Надо такое сказать, три года назад строили! Я здесь вырос. В Эколе. На этом пляже играл, и в скалах. Искал гнезда чаек… — Боб довольно хохотнул. — У них яйца пёстрые, и птенцы такие же. Серые, в чёрную крапинку, ага. А писку от них! Пищат, как у Хорька телефон.

— А я как–то на берегу камешек нашёл, красный, вроде сердечка, — подхватил Хайли. — Сквозь него смотреть было классно. Как сквозь цветное стекло. Все красным становилось. Вода, песок. Может, это и была стекляшка.

— Песок, будто марсианские барханы, да? — Джереми приподнялся на локте. Сонливость с него как ветром сдуло. — А я тоже помню этот камешек. Не стекло, нет. Оно — холодное, а то сердечко грело ладони. Точно осколок закатного солнца в руках держишь… Хайли, как это может быть, что мы с тобой помним один и тот же камень?

— Стекляшка, ага, — гнул своё Боб. — У меня их много было. Я калейдоскоп однажды разбил — случайно, ясное дело, на пол уронил, а там стекляшки всякие: синие, красные, зелёные. Сквозь синюю глянешь — всё синее, будто по небу ходишь, ага? Сквозь зелёную — как в той сказке, не помню, в какой, в детстве читал. Там ещё соломенный мужик был… и обезьяны летучие… А у мужика, но не соломенного, очки были с зелёными стеклами…

— Да ладно, — лениво протянул Хайли. — Сколько здесь таких камней? Один, что ли?

— Я только один видел, — упрямо сказал Джереми.

— Может, тот же самый. Я потерял — ты нашел. А может, их тут много.

Джереми неуверенно пожал плечами. Копнул рукой гальку, просеял сквозь растопыренные пальцы. Камешки серые, белые, рыжие, обточенные волнами, круглые, как на подбор, снизу — мокрые, сверху — сухие, в разводах морской соли. Ни одного красного, похожего на сердечко. А Джереми отчего–то не сомневался, что найдёт его — так живо тот стоял перед глазами. Тёплый и как будто светящийся изнутри — может, это был рубин? Драгоценный камень. Такие не валяются просто так, среди песка и гальки.

Зачерпнул ещё раз, просеял… Странное ощущение — как будто все вокруг ненастоящее: пляж, лодка на берегу, волны, друзья, загорающие рядом с ним под пасмурным небом. И сам он себе показался ненастоящим — подделкой, вроде пластмассового дерева в горшке. Словно он лгал этому миру, а мир — лгал ему.

Сквозь прореху в тучах выглянуло солнце. Неяркое, оно светило вполсилы, будто сквозь дым, но океан посветлел и даже ветер почти стих, улёгся, поджав хвост, как струсившая собака. Горизонт, напротив, налился чернотой — туда, вдаль, уходило ненастье.

Галька в руках золотилась.

— Привет, мальчики!

Джереми посмотрел снизу вверх.