Райские птицы из прошлого века

А вот женщина, нанятая Олегом на хозяйство, явно невзлюбила Саломею. Впрочем, могло статься, что нелюбовь эта распространялась куда дальше Саломеи и затрагивала всех обитателей дома.

Женщину звали Еленой, но была она отнюдь не прекрасна. Рослая, но излишне худая, она тяготела к строгим нарядам унылых цветов, из украшений признавая лишь брошь-камею. Длинные волосы Елена заплетала в косу, которую подвязывала к шее черной полотняной лентой. Лишь руки у Елены были хороши, белокожи, мягки, с аккуратной формы ладонями и пальцами да идеальными ногтями.

Эти руки, по виду не привычные к работе, ловко управлялись и со щеткой из гусиных перьев, и с пылесосом, и с кухонной утварью. Они умели шить и резать. Второе нравилось им куда больше. Саломея видела, как колдовала Елена с ножами: лезвие мелькало в воздухе, сухо постукивая по деревянной доске. Падали луковые колечки идеальной формы и равной толщины.

– А у меня так не получается, – сказала тогда Саломея, еще надеясь разговорить Елену. Но та ничего не ответила.

Зато стоило зайти в подвал, как Елена бросала все дела и устремлялась следом. Она точно боялась, что Саломея вынесет из сырой утробы дома… что? Огурцы прошлогодней закатки? Кислое вино? Зеленую кружку? Или мраморный гнет, которым полагалось давить сыры?

И если так, то кому полагалось?

Кто ставил закатки? Занимался огородом, сажал, полол, чтобы после возиться, распихивая зеленые колючие огурчики по банкам, добавляя смородиновый лист и укроп, черные горошины перца и вишневые веточки для аромата. Кто делал маринады? Заливал? Закатывал?

Татьяна?

Когда Саломея спросила об этом Олега, он лишь плечом дернул и сказал, что понятия не имеет, кто делал, но точно не Татьяна. Тамара подтвердила – ее сестра не испытывала тяги к делам домашним. А вот Сергей маринады любил.

Сергея убили. Марию Петровну убили. И полицейский, притворявшийся смешным и равнодушным, советовал всем разъехаться, но уезжать никто и не подумал. Зато в доме появилась Елена Ужасная.

Впрочем, вся прошедшая неделя была в меру обыкновенной.

Хмурый понедельник и встреча за пустым столом, который достаточно велик, чтобы люди не нарушали чужое частное пространство. Тамарина бледность и суета ее супруга, старавшегося казаться мелким и незаметным. Контролируемая злость Олега. Воркование Киры, что, казалось, не видела никого и ничего, кроме сына. Отупелое равнодушие Галины, которая и за столом продолжала грызть семечки. Рядом с ее алюминиевой тарелкой росла гора шелухи.

В тарелке лежали розовые круги колбасы и надкушенный помидор.

– Надо что-то решать, – нейтралитет молчания нарушила Тамара. – Так дальше нельзя.

– Уезжайте, – Олег бросил косой взгляд на Кирочку.

– А ты?

– А я останусь.

– Тогда и мы останемся, – Тамарин супруг сжал ее ладонь в кулаке. – Мы имеем полное право.

– Имеете. А не боитесь, что право это боком вылезет?

– Угрожаешь?

– Да нет… предупреждаю. Кто-то же убил Марию Петровну.

Тамара отодвинула блюдо – стеклянное, огромное, с крошечным комочком овсяной каши, по которому сползал кусок масла – и сказала:

– Хватит. Никто уезжать не собирается. Это так же верно, как и то, что среди нас находится убийца. Лично я не собираюсь его ловить. Я хочу лишь решить вопрос с наследством. Но в данных обстоятельствах это затруднительно. Я предлагаю скооперироваться и привести дом в порядок. Или хотя бы план какой-то составить.

– План чего? – Олег раскачивался на стуле, и дерево скрипело.

– План того, как нам жить, – ответила Тамара. – Или ты сам собираешься себе обеды готовить?

– Ну почему сам… у меня невеста имеется. Правда, дорогая?

Кира вздрогнула и кивнула.

– За братом донашиваешь? – Васька перевернул стул прежде, чем оседлать. Руки он сложил на спинке, а колени широко расставил. – А ты, Кира, не боишься, что он такой же псих?

– Заткнись!

– Шизофрения – болезнь семейная… Олежка, тебе тридцатник есть? Есть… тогда смотри, аккурат после тридцати и проявляется.

Саломея сидела тихо, боясь спугнуть людей. Теперь она видела их немножечко другими, чем прежде.

Сомкнутые губы Киры – явный признак вынужденного молчания. Шальная улыбка Василия – он получает удовольствие от своего представления. Логичное и выраженное бешенство Олега, которое сдерживается поводком воли. И два наблюдателя.

– Тут деревня, – сказала Галина, сплевывая шелуху в кулак. – Люди без работы. Нанять можно.

Наняли Елену.

Она появилась во вторник. Шел дождь, прозрачный, невесомый, как вуаль. Нити его пронизывали воздух и в воздухе растворялись ласковой влагой. Яблочно-цветочные ароматы проникали в дом сквозь незапертые окна, с ними и прокрался селедочный дух Елены.

– Деньги – вперед, – сказала она, пристраивая мокрый зонт в чаше фонтана. Черный плащ Елена повесила на дверцу антикварного комода. Блестящие калоши нашли место у порога.

С собой Елена принесла бурый фартук и авоську, из которой выглядывали сизые рыбьи хвосты.

На обед было пюре с селедкой. Ели все и ели молча, словно опасаясь задеть новую обитательницу дома. Она же, став в углу, следила за жильцами.

Тогда-то Саломея и поняла, что ну совершенно не нравится Елене.