Так как она не могла сидеть сложа руки, а Карел был полностью на попечении Гитруды, которая в нем души не чаяла, и почти не нуждался в ее заботах, Роксана решила вновь заняться любимым делом и закупила у человека, который снабжал Гвида Тано, несколько кусков превосходного дерева.
Но тут она столкнулась с неожиданной трудностью, которая совершенно обескуражила ее. Она всматривалась в эту древесину, пытаясь представить будущее изделие, но видела только то, что переполняло ее душу, — перед ее мысленным взором вставало лицо графа.
Она попыталась себя убедить в том, что это нелепо, но ничего не помогало, это было, видимо, неизбежно.
Тогда она взяла маленькие куски дерева и, вглядываясь в них, увидела его руку.
В конце концов Роксана сдалась и начала работать над его лицом, учась находить удовольствие в той щемящей боли, которую она чувствовала, вырезая его прекрасные благородные черты, великолепный высокий лоб и красивую, правильной формы голову.
— Неужели вы не могли найти что-нибудь получше для своей работы? — резко спросила однажды Гитруда.
Роксана не отвечала, и она продолжила:
— Может быть, вы, конечно, думаете, что вы сейчас несчастны, но только однажды вы поймете, как вам повезло, что вы избежали настоящего несчастья.
— Почему ты так настроена против графа? — удивилась Роксана.
Хотя Гитруда явно недолюбливала графа и, видимо, осуждала его, Роксана была рада, что имела возможность хоть с кем-нибудь поговорить о нем, потому что он занимал все ее мысли и все чувства, и даже такие разговоры приносили хоть и небольшое, но облегчение ее истосковавшейся душе.
— Слишком много женщин были всегда влюблены в него как кошки! — резко выпалила Гитруда. — Не много-то они значили для него! А вы просто одна из этой толпы!
— И ты полагаешь, что мужчина чувствует одно и то же к разным… женщинам, которых он… любит? — спросила Роксана, чувствуя, как что-то кольнуло ее в сердце.
— Я бы совсем не удивилась, если бы так было, — заявила Гитруда.
Но Роксана прекрасно понимала, что задала вопрос, на который ее служанка не могла бы ответить.
Гитруда вышла, а Роксана вдруг обнаружила, что смотрит на черты лица графа, проступающие из куска древесины, и они расплываются перед ее глазами, на которые вдруг набежали слезы.
«Неужели тот поцелуй так мало для него значил?» — в отчаянии спрашивала она себя уже в который раз.
Для нее самой это было как небесный свет, вдруг пролившийся на нее, восторг, который поднял ее душу к небесам; все дело было в нем, в графе, и Роксана подумала, что уже никогда не сможет испытать ничего подобного, пережить такой восторг и такое счастье!
Она не могла больше работать из-за слез, заливающих ее глаза. Роксана отложила в сторону резец.
Она знала, что ее никто не может увидеть, поэтому, не стесняясь, обняла руками деревянную голову и прижалась щекой к отполированной поверхности дерева, казавшейся такой же теплой и гладкой, как настоящая человеческая кожа.
— Я люблю тебя… — прошептала она еле слышно, прерывающимся от рыдания голосом. — Я так люблю тебя, но я больше этого не вынесу… я не могу больше так страдать… я просто умру! Боже, помоги мне вынести эту боль!
Слезы, сбегая с ее щек, капали прямо на лицо деревянной незаконченной скульптуры.
И когда Роксана вдруг почувствовала, что не одна находится в комнате, она подняла глаза и увидела самого графа, стоящего возле нее!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В первое мгновение они оба застыли, словно превратившись в каменные изваяния, говорили лишь их глаза, в которых отразились все бушевавшие у них в душах чувства…
А затем, едва слышно вскрикнув, словно ребенок, вдруг обнаруживший спасительное укрытие от страшной опасности, Роксана бросилась в объятия графа, которые он раскрыл для нее.
Сначала он просто держал ее, прижимая к себе, потом поцеловал сначала в губы, затем в мокрые припухшие глаза, а потом принялся целовать, с жадностью и нежностью, ее залитые слезами щеки и снова губы, словно был не в силах оторваться от нее.
Ей показалось, что ее молитва услышана и небеса сжалились над ней, вернув ей все, что она потеряла и без чего не могла жить. Наверное, так чувствуют себя души, попавшие в рай после долгих страданий, думала она, едва переводя дух от охватившего ее восторга.
А граф продолжал целовать ее, и она уже больше ни о чем не могла думать, только чувствовать прежний восторг от того, что он здесь, рядом, что все теперь изменится, что она больше не будет так одинока и несчастна, как все эти долгие дни и ночи после своего бегства, и что теперь она снова станет его частью, как и тогда, после их первого поцелуя.
Наконец он оторвался от ее губ и, подняв голову, взглянул ей в лицо, такое прекрасное, каким он прежде еще никогда его не видел. Ее глаза светились любовью и счастьем, длинные ресницы были мокрыми от слез, прелестные губы дрожали, но не от страха, а от изумления перед страстью и нежностью его поцелуев. Как она была хороша в эти мгновения!
— Я… люблю тебя! — прошептала она и сама не узнала свой голос, который, как ей показалось, звучал откуда-то издалека.