Райский сад

На прощание я хотела бы сказать совсем другие слова, но не стану, потому что это покажется совершенно нелепым. И все же я скажу, поскольку я всегда поступала грубо и бесцеремонно, а последнее время, как мы оба знаем, еще и вопреки здравому смыслу. Я люблю тебя и буду любить всегда. Прости меня. Какое бессмысленное слово!

Кэтрин».

Дочитав письмо до конца, он прочел его еще раз. Ему не доводилось раньше читать писем Кэтрин. С того дня, как они познакомились в Париже в баре «Grillon»48, и до самой свадьбы в американской церкви на авеню Хот они виделись ежедневно, и сейчас, читая в третий раз ее первое письмо, он понял, что она волновала и по-прежнему волнует его.

Он спрятал письмо в задний карман, съел из банки еще одну пухленькую рыбешку в ароматном соусе из белого вина и допил холодное пиво. Потом он вернулся на кухню за хлебом, чтобы собрать им винный соус, и прихватил еще бутылку пива. Сегодня он попытается работать, но наверняка из этого ничего не выйдет. Слишком много волнений, слишком много потерь, вообще слишком много всего, и даже новая его привязанность, какой бы логичной она ни казалась, как бы все ни упрощала, давалась ему мучительно тяжело, и письмо Кэтрин лишь обострило это ощущение.

«Будет тебе, Берн, – думал он, начав вторую бутылку пива, – будет убивать время в размышлениях о том, как все плохо. Выбирай одно из трех: либо попытайся восстановить уничтоженное, либо начни писать новую вещь, либо закончи проклятую повесть о путешествии. Подумай как следует и реши, что лучше. Ты же всегда рисковал, когда нужно было ставить на самого себя. „Никогда не полагайся на людей“, – сказал как-то твой отец, а ты добавил: „Кроме тебя“. „Нет, Дэвид, на себя бы я тоже не положился, – сказал отец, – но ты, маленький хладнокровный шельмец, пожалуй, можешь рискнуть“. Отец хотел сказать „бесчувственный“, но пожалел его. А может быть, он именно это и имел в виду. Не обольщайся, накачавшись туборгским.

Итак, выбирай самый верный путь. Пиши новую вещь, и как можно лучше. И помни, Марита намучилась не меньше тебя. Может, даже больше. Рискуй. Она так же, как ты, переживает утрату».

Глава двадцать девятая

Только в полдень он наконец отказался от попыток работать. Первое предложение он написал сразу же, как только вошел в комнату, но дальше ничего не получалось. Дэвид зачеркнул первую фразу и попробовал начать сначала, и снова – полная пустота. Следующая фраза не шла, хотя он отчетливо слышал ее. Дэвид попытался еще раз начать с простого предложения, и снова – ничего. Ничто не изменилось и через два часа. Дальше первой фразы он так и не двинулся, а все последующие получались чрезвычайно пустыми и бесцветными. Дэвид не сдавался целых четыре часа, пока не понял, что его настойчивость бессильна перед случившимся. Он признал это, но не смирился, закрыл и спрятал тетрадь с зачеркнутыми рядами строчек и отправился на поиски Мариты.

Она читала на террасе, греясь на солнышке, и, едва взглянув на Дэвида, все поняла и спросила:

– Ничего?

– Хуже, чем ничего.

– Совсем-совсем?

– Ни строчки.

– Давай выпьем, – сказала Марита.

– Давай, – согласился Дэвид.

Они вошли в бар, и вслед за ними в открытую дверь проник теплый день. Это был прекрасный день, такой же, как вчера, или даже лучше, потому что лето уже уходило, и каждый погожий день воспринимался как подарок. «Нельзя терять времени, – подумал Дэвид. – Попробуем провести его хорошо, в свое удовольствие». Он смешал мартини, наполнил стаканы, и напиток получился на вкус ледяным и несладким.

– Ты правильно сделал, что начал писать сегодня утром, – сказала Марита. – Но давай пока забудем об этом.

– Хорошо.

Он взял бутылку джина «Гордонз», слил воду из-под оттаявшего льда и стал отмерять напитки, наливая их в пустой стакан.

– Чудесный день, – сказал он. – Что будем делать?

– Пойдем купаться, – сказала Марита. – Жаль терять такой день.

– Хорошо, – сказал Дэвид. – Предупредить мадам, что мы опоздаем к обеду?

– Она уже приготовила для нас холодные закуски, – сказала Марита. – Я подумала, ты захочешь поплавать в любом случае, как бы тебе ни работалось.

– Очень предусмотрительно, – сказал Дэвид. – А как мадам?

– С синяком под глазом, – ответила Марита.

– Не может быть.

Марита рассмеялась.

Они обогнули мыс по лесной дороге, оставили машину в одном из тенистых островков хвойного леса и перенесли корзину с едой и пляжные принадлежности в спрятавшуюся в прибрежных скалах бухту. Дул слабый восточный ветер, и, когда они вышли из зарослей пиний к морю, оно было темно-синего цвета. Прибрежные скалы были красными, песок в бухте лежал желтыми складками, а вода над песчаным дном, когда они подошли к морю, оказалась янтарно-прозрачной. Они спрятали корзину и рюкзак в тени самого большого из камней, разделись, и Дэвид, собираясь нырять, забрался на камень. Он стоял на камне под солнцем, голый и загорелый, и смотрел на море.

– Хочешь нырнуть? – крикнул он Марите.

Она покачала головой.

– Я подожду тебя.

– Нет, – крикнула она и вошла в воду по бедра.

– Ну и как? – спросил Дэвид сверху.