Райский уголок

Я понятия не имела, о чем она толкует, не говоря уже о термине «постродовая», но согласно кивнула. И тут же отключила сознание, а Кэрри продолжала нести какую-то тарабарщину, которая, возможно, и полезна, вот только я не могла сосредоточиться. Кэрри Фрост – восторженная идиотка, полная благих намерений. Помню один случай, много лет назад, когда Кэрри была нашей нянькой и Крошка Джек хотел, чтобы она взяла его на ручки, и позвал: «Кэрри!» – а она спросила: «Что?» – а он опять повторил: «Кэрри!» – и я видела, что она не понимает, но у меня не было сил объяснять. Вот так же я себя чувствовала сейчас. А потом в трубке запищало, но Кэрри успела выкрикнуть: «Будь с ней ласкова!»

Когда я вернулась домой, мама уже была там, вела себя довольно сдержанно, а Дэнни играл с тряпичным осьминогом, которого Кэрри смастерила для него из лоскутков.

Мама попросила прощения за то, что ушла, но объяснила, как легко женщине потерять доверие и чувство ответственности и что теперь она хочет начисто вытереть доску и начать заново, с незапятнанным чувством ответственности. И читать и обсуждать более современных авторов и самой печь солодовый хлеб, чтобы делать нам сэндвичи для ланча в школе, а не покупать магазинный.

Моя сестра сказала маме, что мы ее любим и нам не нужно ее мнение по поводу современных авторов и солодовый хлеб. Я сказала, что мы ее любим и что без нее было сплошное горе. И это правда. И хотя я чувствовала себя гораздо более зрелой в связи с новой позицией в жизни, я все равно ужасно, ужасно тосковала по ней – может, она и унылая, и напуганная, и занимается сексом против воли, а может, и нет (раз уж она сбежала к Кэрри).

– Ты хорошо провела время у Кэрри? – спросила я.

– Конечно же, нет, – ответила мама. – Но она научила меня, как рисовать человека.

Мама продемонстрировала свои новые умения и несколькими штрихами набросала контуры человеческой фигуры в виде ряда цилиндров. Это фундаментальный принцип изобразительного искусства, объяснила она, на котором развивались все великие художественные школы, и даже самые неспособные к рисованию люди могут достичь удовлетворительных результатов. Я заметила, что у маминого человечка слишком короткая шея, но промолчала – вспомнив, что сказала Кэрри по телефону, – и выразила бурный восторг, и моя сестра поступила так же.

– Ух ты, это великолепно, – сказала я.

– Спасибо, – улыбнулась мама, подтвердив тем самым, как легко порадовать человека.

Но ощущение, что она утратила доверие мистера Холта, все еще владело ею и огорчало. Она, как и мы, понимала, что свежеобретенное умение рисовать не имеет такого уж большого значения для мистера Холта, но отчего-то продолжала рисовать человечков.

Чувство ответственности казалось ей чем-то непостижимым и неосязаемым. Как ни странно, никто из нас не решался честно сказать ей, что все не так (она не утратила доверия), хотя определенно потеряла те крохи, что имела. Мы отлично понимали – но сказать не решались, – что она с самого начала едва ли обладала чувством ответственности и никто из нас никогда против этого не возражал. И что осознание этой ответственности, которого прежде у мамы не было, на самом деле очень обнадеживает – как знак вступления в нормальность после алкоголя, наркотиков, прерванных беременностей и т. д. Но ни у кого из нас не хватило духу выложить все начистоту.

Моя сестра остроумно напомнила маме, что ответственности в мире и так хоть отбавляй, вон у деревенского полисмена ее непочатый край, но толку-то? Что у мамы есть множество иных качеств, о которых другие могут только мечтать. Качеств, которыми можно обладать, только если ты экстраординарная личность. А я добавила:

– В тебе струится поэзия и музыка, как кровь, текущая по венам к твоему сердцу.

Замечание о крови и венах мгновенно отозвалось болезненным напоминанием об уроках биологии. Наш новый учитель буквально материализовал их, изобразив розовым мелом на классной доске прекрасные иллюстрации и произнося «капилляры, кислород и сердце» так, словно читал стихи, а не лекцию о внутренностях. И я тут же пожалела, что не была прилежной ученицей.

– Ты же художник, – подтвердила сестра.

Мама в ответ процитировала Шекспира.