Райское место

Краем глаза я заметил, что Ларри отошел покурить и стоит в дверях спиной к танцевальной площадке. Он разговаривал с Роджером Энсоном, и как раз, когда я на них смотрел, со двора вошел в танцзал Дилан. Пронырнул мимо О'Доннела, опустив голову, так что вместо лица я увидел только бледно-желтое пятно на черной стерне волос. Джейк прав, действительно похоже на птичью каплю. Но тут мы с Кэтлин, подчиняясь музыке, повернулись, и я не узнал, чем занялся любимый сын Энсонов. Кэтлин спросила, правда ли я мастер айкидо? Пришлось признаться, что я соврал ее дочерям. Она засмеялась, и оттого, что ее голова лежала на моем плече, горячий рваный выдох защекотал мне шею. Я автоматически прижал Кэтлин теснее. Она не запротестовала, но и не сделала ответного жеста. Просто не придала значения этому быстрому объятию, как невинная девица, не догадывающаяся о возможном продолжении танца.

Она хорошо танцевала. И Молли Маккини, с которой я протанцевал английский вальс, — тоже. А потом снова приглашали женщины, и близняшки О'Доннел вынырнули из толпы с двух сторон от меня и схватили меня за руки, так мы втроем и отплясали подобие мамбы. Девочки все время смеялись, а я чувствовал, что начинаю задыхаться, но тоже растягивал губы, готовый шириной улыбки затмить Роя Клеймена, лишь бы сестренки не исчезали.

Джейк вовремя понял, что я вот-вот захлопаю ртом, как выброшенная из воды рыба, и к концу мамбы похитил близняшек, объявив, что танцует лучше меня. Только когда они повернулись ко мне спиной, я стер со лба пот. А сердце все еще плясало. Никогда раньше я не танцевал так долго без отдыха. Я вообще не особо люблю танцы за то, что сегодня не ударил в грязь лицом, спасибо маме — семнадцать лет назад она решила, что мальчик обязан уметь танцевать, и каждое воскресенье отправляла меня в танцкласс, не слушая возмущенных криков и жалоб на разболевшийся живот. Прости, мама, но откуда же я тогда мог знать, что мне придется танцевать с ангелами во плоти?

Я присел на скамью и привалился спиной к стене. Никаких мерзких запахов, никаких видений. Выступы бревен были приятны на ощупь, я двинул плечами вверх-вниз, почему-то вспомнились карусели. И так же, как в детстве, люди улыбались мне отовсюду. Миссис Гарделл приветливо помахала с другой стороны зала, сидящая рядом с ней крохотная старушка тоже махнула кружевным платочком. Я больше не был чужаком, и все, что для этого понадобилось: принять выпивку из рук местного бармена и пригласить женщину на танец. Вот бы в Эл-Эй так — в нашем доме, где к нам с Джейком соседи почти год присматривались, прежде чем начали при встречах произносить «добрый день». Или в том снобистском квартале, где живет Терри Прескотт. Блин, я туда до сих пор приезжаю с опаской: вдруг охрана решит, что недостаточно респектабелен? А здесь так же уютно, как в родительском доме в День Благодарения, среди толпы родственников всех возрастов.

Всех возрастов… Вот чего не хватало на моухейских танцах. Детей. Младше толстой девочки, которая болтала с близняшками, здесь никого не было. Правильно, а чего я хотел? Чтобы малышей притащили на вечерние танцульки, а то под ногами путаться некому? Это я в какой-то книге вычитал, что в деревне дети всегда рядом с родителями, на танцах, на всех праздниках, а на самом деле много вечеринок с детьми видел? Так что все в порядке. Джейк недаром назвал эту деревушку райским уголком. Радость, веселье, уют, доброжелательность — чего еще хотеть?

Рядом со мной кто-то сел. Делберт Энсон. Он явно не танцевал: не запыхался и усталым не выглядел. Только унылым. Смотрел себе на колени, углы сжатых губ опустились.

— Извините, мистер Хиллбери, — наконец пробормотал он. — Я не должен был вам дерзить. Прошу прощения.

— Забыли.

Взгляд мальчика взметнулся, но мигом вернулся к сложенным на коленях рукам.

— Вам тут нравится?

— Да, — теперь я был уверен, что говорю правду. — Удивительно приветливые люди.

Делберт сглотнул.

— Вы за один вечер можете определить, какие люди перед вами?

Так, началась философия. Самая заразная болезнь для подростков, куда там ветрянке с корью.

— Могу, — коротко ответил я.

— И мистер Риденс говорит, что может. Так в больших городах принято?

— Там еще принято отправлять детишек спать не позже десяти. Тебя, наверное, сейчас мать позовет.

Второй дешевый ход за вечер, будто я не на пятнадцать лет, а всего на год старше — и гордость за этот факт меня распирает. Я рассердился на себя, а Делберт покачал головой.

— Мама меня утром разбудит, а успею выспаться или нет — моя забота. У нас слюнявчики до совершеннолетия не носят. А вы в воскресенье уедете или в субботу?

— Может, подзадержусь.

— Не надо. — Он понял, что снова выглядит странно, и замялся. — Я в том смысле, что вам здесь компании нет. Мистер Риденс только своей рукописью занят, а кроме него вам и поговорить толком не с кем.

— А с тобой?

Его взгляд стал таким же, как на поле, когда он смотрел на отца. Взгляд щенка, знающего, что он облезлый и хромоногий, так что почесывать ему брюшко никто не станет.

— Шутите? О чем вам со мной говорить, я же ничего не знаю.