Райское место

— Не надо, мистер Хиллбери! Ничего вы не сделаете! Идемте вниз, скорее!

Я не сопротивлялся. Краем глаза заметил Ларри — один черт знает, где он был раньше, но теперь встал перед разбитым окном. Пытался остановить безумную свору? В том числе Джейка Риденса… Мне было наплевать, доберутся твари до меня или нет, но мальчик рядом нервничал и торопился. Он буквально втолкнул меня в подвал, резко захлопнул дверь и задержался, запирая ее. Я же не останавливаясь прошел в дальний конец «апартаментов». По дороге схватил со столика бутылку, швырнул в стену — снова звон стекла, глуше, с размазанным всплеском,

как будто кровь выплеснулась из перекушенного горла на дорожное покрытие

а я уже возле тумбочки. Ключ без головки скользил в пальцах. Я чуть не сорвал дверцу с петель, распахивая ее во всю ширину. Первая попавшаяся под руку бутылка оказалась наполовину пустой. Не хватит! Я бросил ее на пол — плевать, О'Доннел еще купит — и вытащил вторую. Обернулся, как раз когда Делберт выплескивал остатки кофе из двух чашек. Лужицы получились гораздо меньше, чем самогонное озеро под стеной. Как всегда, хорошего в жизни меньше, чем дерьма. — Пить будешь? Делберт выразительно глянул на чашки в своих руках и приподнял их: две, видишь, дядя? Я налил ему не меньше, чем себе.

— За правду!

Бренди обжег горло, но это было легче перенести, чем то, что невероятный рассказ оказался правдивым. Сверху не доносилось шума, наверное, Ларри как-то заставил мутантов остаться на улице.

— За хороших соседей! Пей, Делберт!

— За хороших родственников, — отозвался он.

На каждый его глоток приходилось три моих. Мне хотелось напиться как можно быстрее. Пусть снятся любые кошмары. Взгляд Джейка с гротескной морды монстра даст фору любому из них.

— За романы, которые сбываются! За писателей, умеющих приспосабливаться к обстоятельствам!

Я вдруг подумал, что спиртное должно жечь мальчику прокушенную губу. Выкрикивал свои тосты, глядя на дверь, словно ждал, что в нее вот-вот забарабанят кулаки моухейцев, а теперь посмотрел на Делберта — и увидел серьезное лицо, еще бледное, но уже без тени страха.

— За тех, кто выживет, оставаясь человеком, — сказал он.

Кажется, под этот тост я выпил полную чашку. Не помню.

ГЛАВА 14

Я провел в подвале О'Доннелов еще четыре дня. Выкарабкавшись из похмелья, больше не прикасался к спиртному, решив, что утопающему глупо хвататься за горящую веревку. Книга, так и оставшаяся на журнальном столике, оказалась орфографическим словарем, но я не собирался ни обсуждать с Ларри его странные вкусы в выборе чтения, ни просить книгу поинтереснее. Не хотел читать. Сидел или лежал, глядя в стену, и раз за разом перемалывал в голове увиденное. Жуткие галлюцинации, пусть пугали до смерти, были куда приятнее этих воспоминаний, но они больше не приходили. И когда я засыпал, снов не видел. Остался наедине с грубыми фактами, искал лазейку в их круглой стене втрое толще, чем стены подвала, но ее и муха не нашла бы.

Конечно, теперь никто меня из Моухея не выпустит. Сбежать? Догонят на дороге. Ларри не придется ехать в Калифорнию, так далеко забраться мне не удастся, даже если найду способ превратиться в человека-невидимку. И чего я не слушал мать, когда она повторяла, что любопытство до добра не доводит? Так уж надо было узнавать, что творится с Джейком?

«Надо», — отвечал я сам себе. И снова видел безобразную морду, с которой таращатся выпученные глаза моего друга. Кого я собрался спасать? Зачем? В Джейка надо всадить десяток серебряных пуль и так же поступить со всеми моухейцами. А дома их сжечь. Всю землю тут выжечь и солью засыпать. Но здравый смысл развеивал эти правильные мысли, как ветер — колечко дыма. Я никогда не смогу перебить моухейцев, помощи ждать неоткуда, осталось только выбрать: сдохнуть, в криках корчась на земле, пока вокруг мутанты щелкают зубами, или встать на их защиту. Выбор, который стоял перед большинством немцев в тридцать третьем году. Но их вряд ли тошнило от вида фюрера. А может, охваченные оголтелым патриотичным восторгом, они и не заметили бы внешнего преображения вождя?

Да какое мне дело до истории! Сейчас надо думать только о себе. О том, что личная история Уолтера Хиллбери пишется в этой деревне на черновике романа Джейка Риденса. Думать о боли, смерти и неизбежности.

О возможности жить, дышать, писать, если захочется — и привыкать к монструозной сущности соседей, убеждая себя, что бывает и хуже: живут ведь люди бок о бок с серийными убийцами, некоторые своих детей им доверяют. А потом закрывать глаза и думать о том, как будут жрать твой труп. Как не хочется умирать. Словом, об этой треклятой жизни, подсовывающей подлянки, как раз когда начинаешь воображать себя везунком!