Ракетная рапсодия

— В советские времена дефицитом были товары, так что лучше всех жили работники торговли, потом времена переменились, единственным дефицитом стали деньги, так что лучше всех стали жить банкиры и финансисты. Но близость к дефициту развращает, поэтому как те не умели торговать, так эти не умеют инвестировать. Их дети и потомки, конечно, с удивлением откроют для себя, что кроме перегона денег на офшорные счета есть и другие виды банковской деятельности, но это уже не имеет отношения к делу. В любом случае эпоха установилась всерьез и надолго, и ее не назовешь особо благоприятной но отношению к тем, кто чувствует свое призвание в том, чтобы участвовать в строительстве империй, а не мародерствовать на их развалинах.

— По-моему, ты не так уж неудачно мародерствуешь.

— С точки зрения настоящих мародеров, я неудачник и голодранец. Разумеется, и это поправимо — не в том смысле, что я начну по-настоящему мародерствовать, а в том смысле, что мародеры начнут модифицироваться, они начнут проникаться общественными мыслями, они начнут сращиваться с государством, собственно, они уже и есть государство, все это будет длительная и кропотливая работа, на это уйдут десятилетия, но все это уже неинтересно. Во всяком случае, вряд ли я в этом буду принимать участие. У меня в последние годы наметились серьезные расхождения с федеральной властью. Она хочет строить капитализм, а я нет. Мне скучно строить капитализм. И на этой оптимистической ноте, наверно, надо сделать перерыв, потому что перекурить уже настоятельно необходимо.

— Только, ради бога, не здесь, где-нибудь в коридоре, а еще лучше где-нибудь там, подальше.

Девушка повернулась к Наташе.

— Надеюсь, кто-нибудь проявит сочувствие и пока что на это время составит мне компанию.

Спрятав глаза, Наташа улыбнулась.

— Попробую.

Вслед за Николаем Сергей вышел из кухни; зайдя в свежеотремонтированную комнату без мебели, они придвинули к окну два табурета; машинально набрав номер, который набирал утром на вокзале, услышав в ответ механический голос, набрав второй и третий с тем же результатом, Сергей слепо сунул телефон в карман; искоса наблюдая за ним, Николай чиркнул спичкой.

— Все пытаешься вручить свой артефакт трепещущим от радости представителям руководства?

— Руководство временно недоступно.

— Ну, руководство в России никогда не отличалось доступностью, так что вряд ли тут есть повод удивляться чему-то.

Уже зная ответ, внутренне сдавливая себя, Сергей бегло взглянул на него.

— Как ты думаешь, им уже все равно?

— Абсолютно. Вот в этом можешь быть совершенно уверен. Они живут в совершенно другом мире, их ход мыслей и угол зрения на вещи не имеют ничего общего с твоими — равно как и с моими, и вообще с чьими бы то ни было. Так что если ты уж настроился переживать, то переживай из-за своих личных проблем, чем из-за этих тоже.

Затравленно выносясь вперед мыслями, словно судорожно пытаясь вырваться, но натыкаясь чувствами на препятствие, Сергей истощенно смотрел в сторону.

— Я мог бы примириться со всем, что произошло, если бы знал, что то, что я сделал, не пропало даром, я казнил бы себя мысленно, я наложил бы на себя тысячу наказаний и ограничений, я чувствовал бы то же, что чувствую сейчас, я знал бы, что жизнь моя кончена, она действительно кончена, но в чем-то главном я был бы внутренне спокоен. Я знал бы, что все, что случилось, — это не более чем моя личная гибель, личная осечка на фоне общего верного движения, без связи с положением вещей значительных, случайный эпизод. Но это не случайность. Весь этот провал, все, что я сделал, находится в каком-то гнусном созвучии с тем, что делают они, это не возмещенные чьей-то мудростью жертвы, я добавил свой штрих в черную палитру, но я всего лишь случайный инженер-электронщик, случайно оказавшийся в это время и в этом месте, а они, какими бы по своим личным качествам они ни были, они поставлены блюсти государство, уж из чьего положения, как не их, видно, куда все движется, почему они бездействуют, уже по своему положению они должны понимать это, хотя бы умом, пусть не чувством, почему они ничего не делают, почему не предпринимают ничего?

— Что ты имеешь в виду?