Ракетный корабль «Галилей»

— Убери руку, — сказала охранница.

— Послушай, — начал уламывать туземку Оскар, — мне надо поговорить с твоей матерью.

— Убери руку.

— Ты ей передашь мою просьбу?

— Убери руку!

Оскар убрал, и охранница задвинула занавес.

— Что-то непохоже, чтобы они хотели вступить с нами в переговоры, — заметил Мэтт.

— Поживем — увидим, — ответил Оскар. — Завтрак подан. Буди остальных.

На блюде лежала все та же сомнительного вида жвачка.

— Дели на пятерых, Текс, — скомандовал Оскар. — Вдруг лейтенант очнется и захочет есть.

— Я не буду, — Берк брезгливо взглянул на пищу.

— Отлично. Значит, на четверых. — Текс кивнул и сделал как было сказано.

Кадеты принялись за еду. Наконец Мэтт откинулся назад, посмотрел на товарищей и сказал задумчиво:

— Неплохо бы, конечно, сейчас апельсинового сока и кофе, но в общем кормят нас не так уж и плохо.

— Я вам не рассказывал, как дядя Боди попал в мексиканскую тюрьму в Хуаресе? По ошибке, естественно.

— Естественно, — согласился Оскар. — И что дальше?

— В тюрьме их кормили кашей из прыгучих мексиканских бобов. Так вот, дядя…

— Живот у него, что ли, заболел?

— Да нет. Он их тарелку за тарелкой сметал, а через неделю перепрыгнул четырехметровую стену и пошел домой.

— Если б я сам не видел твоего дядю, ни за что б не поверил. Слушай, а что бы он делал на нашем месте?

— Что делал? Стал бы любовником этой ихней старушки и через три дня отдавал бы приказы направо-налево.

— Что-то и мне поесть захотелось, — вдруг объявил Берк.

— Это порция лейтенанта, — предупредил его Оскар. — Тебе предложили, нечего было отказываться.

— Не имеешь права мной распоряжаться.

— Да что ты говоришь — не имею? Имею, и сразу по двум причинам.

— Какие еще причины?

— Мэтт и Текс.

— Врезать ему как следует, командир? — Текс встал.

— Пока не надо.

— Ну вот!.. — разочарованно вздохнул Текс.

— Между прочим, — заметил Мэтт, — тут есть и постарше тебя, так что придется подождать очереди.

— Замолчите, ребята, — оборвал их Оскар. — Никто ему не врежет, если только он не схватит порцию лейтенанта.

У входа послышался шум и занавес приоткрылся.

— Моя мать согласилась видеть тебя. Пошли.

— Меня одну или со всеми сестрами?

— Всех вместе. Идем.

Они направились к выходу. Берк хотел выйти тоже, но две амфибии оттолкнули его и держали до тех пор, пока еще четверо не подняли лейтенанта Турлова и не вынесли его в коридор. После этого группа двинулась по коридору.

— Хоть бы свет в этой крысиной норе сделали, — сказал Текс, споткнувшись в очередной раз.

— Для них здесь и так светло, — сказал Оскар.

— Понятно, — ответил Текс, — но мне-то от этого не легче. Мои глаза в инфракрасном не видят.

— Тогда поднимай повыше ходули.

Они оказались в большой комнате. Это был не тот зал при входе, куда их привели в первый раз — здесь не было бассейна. Амфибия, та, что говорила с ними тогда и после разговора с которой их увели, сидела на возвышении в дальнем углу комнаты. Из пленников ее узнал один Оскар; для его спутников она ничем не отличалась от прочих амфибий. Оскар ускорил шаги и поравнялся с сопровождающими.

— Приветствую тебя, старая и мудрая мать многих.

Амфибия выпрямилась и пристально посмотрела на него.

В комнате стояла тишина. У каждой ее стены выстроились представители Маленького народа, то и дело переводя взгляд со своей предводительницы на землян и снова на свою предводительницу. Мэтт чувствовал — от ее ответа зависит сейчас их судьба.

— Приветствую, — амфибия отказалась взять на себя инициативу в переговорах, поскольку никак не назвала Оскара. — Ты хотел говорить со мной. Можешь говорить.

— Что это за город, в который я попал? Может быть, я приехал в такую даль лишь затем, чтобы оказаться в городе, где не соблюдают обычаи?

Венерианское слово «обычаи» значило много больше, чем в языке землян, и охватывало все обязательные правила поведения, при которых старшие и более сильные охраняют младших и слабых. Туземцы, услышав слова Оскара, зашевелились. Мэтт подумал: а не слишком ли тот увлекся. Выражение на лице амфибии изменилось, но Мэтт так и не понял, к добру это или к худу.

— Мой город и мои сестры всегда соблюдали обычаи… — она использовала другой, более широкий термин, охватывавший и табу, и прочие обязательные действия, а не только закон помощи… — Ия никогда не слышала раньше, чтобы нас обвиняли в том, что мы их избегаем.