Ракетный корабль «Галилей»

— Вчера за ужином я заказал на десерт пирог. Ну, взял его в руку — я всегда так делал, с того самого момента, как подрос и мама устала меня шлепать по рукам, — и стал есть. В общем стал я есть — откусываю куски побольше, засовываю их в рот и ем. Счастливый был, как щенок на клумбе. А Динко приказал мне прекратить это безобразие и есть пирог вилкой.

— Ну и ну. И что было дальше?

— Я сказал, что мне нужно его письменное распоряжение.

— И он, конечно, после этого от тебя отстал?

— Ты что! Он мне спокойно так отвечает: «Как вам угодно, мистер Джермэн», достает записную книжку, пишет, что предложил мне есть пирог вилкой, ставит отпечаток большого пальца, вырывает страницу и дает мне.

— И после этого ты стал есть пирог вилкой. Верно?

— А что мне оставалось. Но это только начало истории. Динко тут же пишет второе распоряжение, передает мне и просит прочитать вслух. Я и прочитал.

— А в нем что?

— Сейчас… Где-то оно было в кармане, — Текс достал из сумки листок. — Вот — читай.

— Кадету Джермэну, — прочел Мэтт, — немедленно после ужина явиться к вахтенному офицеру, захватив с собой первое письменное распоряжение, которое я ему передал. Объяснить вахтенному офицеру обстоятельства, которые привели к появлению этого распоряжения, и узнать у офицера, насколько законны распоряжения такого рода. Подпись: С. Динковски, кадет Академии, завершивший курс обучения.

— Да! — присвистнул Мэтт. — А что дальше?

— Кончил я есть пирог — само собой вилкой, раз уж Динко мне так приказал, но, сам понимаешь, аппетита у меня уже не было никакого. Между прочим, Динко при этом был — ну сама вежливость. Говорит, а сам улыбается: «Вы уж не обижайтесь на меня, мистер Джермэн. Сами знаете, устав есть устав». И потом спрашивает, а кто это, мол, подал мне такую мысль — потребовать от него письменное распоряжение.

Мэтт покраснел.

— Ты сказал, что это был я?

— Ты что, за дурака меня принимаешь? Я просто ответил, что какой-то кадет, кто — не помню, подсказал мне, что есть такой параграф девятьсот семь.

— Спасибо, Текс, выручил, — облегченно вздохнул Мэтт. — Ты — настоящий друг.

— О чем ты говоришь! Но он попросил меня передать тебе одну фразу.

— Мне?

— «Не надо».

— Что — «не надо»?

— Не знаю. Просто фраза такая: «не надо», просил тебе передать. И еще сказал, что кадеты, чересчур увлекающиеся космической юриспруденцией, часто кончают тем, что их вышибают из Патрульной службы.

— А-а… — Мэтт задумался. — Ну и как развивались события дальше? После того как ты явился к вахтенному офицеру?

— Я прибыл на мостик, и дежурный кадет разрешил мне войти в рубку. Я отсалютовал вахтенному офицеру, назвал свою фамилию и показал оба письменных распоряжения. — Текс замолчал и уставился куда-то вдаль.

— Ну? Да продолжай ты, не томи, Бога ради.

— Что ну? Ну выдал мне вахтенный офицер на полную катушку. Даже у дяди Боди не получилось бы лучше, а уж он-то это делать умел. — Текс снова замолчал, делая вид, будто воспоминание о происшедшем причиняет ему невыносимую боль. — После этого вахтенный успокоился и объяснил мне, причем слова подбирал какие попроще, чтоб они были подоходчивей для меня, кретина. Мол, параграф девятьсот семь касается исключительно нештатных ситуаций и что кадеты-новички обязаны подчиняться старшим кадетам при любых обстоятельствах и по всем вопросам, если только устав этого не запрещает.

— Вот оно что! Но послушай, получается, что мы обязаны выполнить все их распоряжения практически по любому поводу. Это что же, значит, старший кадет может мне приказать, как делать пробор в моей прическе?

— Совершенно точно: ты произнес именно те слова, которые выбрал для примера лейтенант фон Риттер. Старший кадет не имеет права приказать тебе нарушить устав — он не может приказать ударить капитана и не может приказать тебе покорно стоять, чтобы ему было удобно выдать тебе по роже. Но его права только этим и ограничиваются. Правда, лейтенант пояснил, что старший кадет обязан руководствоваться здравым смыслом и благоразумием и что правила поведения за столом относятся как раз к этой категории. А под конец он приказал мне явиться к Динко и все ему доложить.

— Вот уж, наверно, Динко порадовался.

— Да ни капельки. — Текс наморщил лоб и посмотрел на Мэтта озадаченным взглядом. — Знаешь, что странно. Динко смотрел на это дело, будто преподал мне урок геометрии. Он сказал, что теперь, когда я убедился, что все делалось по закону, он хочет мне объяснить, почему решил научить меня правильно есть пирог. Он сказал даже, что понимает, будто я могу рассматривать этот приказ как недозволенное вмешательство в мою личную жизнь. Я ответил, что никакой личной жизни у меня больше нет. А Динко на это мне говорит, мол, ничего подобного, личная жизнь у меня есть, просто какое-то время она будет микроскопической. Затем он принялся объяснять причину, почему решил заняться моим поведением за столом. Офицер Патрульной службы, по его словам, должен уметь общаться с представителями самых разных слоев общества; если хозяйка дома, куда пригласили офицера, ест с ножа, тогда и офицер должен поступать так же.

— Ну это понятно.