Ракетный полет из Каменного Брода в Санкт-Петербург и обратно, или романтическое путешествие барона фон Мюнхгаузена на берега реки Лугань (СИ)

Я подавился воздухом, не зная, что ответить. До ушей донесся звук, похожий на приглушенное скрежетание ржавых дверных петель. Пару секунд я не мог понять, откуда он доносится, пока не сообразил, что это скрежещет зубами ревнивый ухажер Зубов. Он, дуралей, наверное, решил, что и у меня когда-то был амур с императрицей.

- Ну, и Гаскойн почему-то в этой же веселой компании! - Екатерина уставилась на Карла Чарльза, сказала с укоризной:

- Серьезный человек, а связался с этими двумя продувными бестиями!

- Ваше Величество, - Гаскойн сделал шаг вперед, - вместе с бароном Мюнхгаузеном и Томасом я произвожу поисковые работы на юге, в диких полях.

- И что же твои работы? - В голосе императрицы прорезались серьезные нотки. - Помнится, я хотела, чтобы ты нашел место для чугунолитейного заводика? Нашей артиллерии нужны пушечные ядра!

- Такое место найдено, Ваше Величество! - Гаскойн энергично кивнул. - После изыскательных работ определен район будущего строительства. Это местность около реки Лугань, недалеко от поселения Каменный Брод.

- Молодец, оперативно работаешь! - удовлетворенно кивнула Екатерина, повернула голову в сторону Зубова:

- Платоша, готовь указ о присвоении сэру Карлу Чарльзу Гаскойну чина статского советника, а вместе с тем и о награждёнии оного Гаскойна орденом Святого Владимира третьей степени.

- Служу Государству Российскому! - Наш компаньон щелкнул каблуками. - Только, Ваше Величество, мои старания никогда бы не увенчались успехом, если бы не помощь барона Карла Фридриха Иеронима фон Мюнхгаузена и почтеннейшего Томаса, которые выступили моими консультантами и проводниками в столь важном деле. Поэтому и они достойны вашей милости и высоких наград!

Брови императрицы взметнулись вверх. Она поджала губы, фыркнула и сказала:

- Таланты сих двух прохиндеев мне хорошо известны, сэр Карл Чарльз! Этим господам лучшей наградой будет сохранение на плечах голов и предохранение от усекновения их длинных и лживых языков!

- Ваше Величество! - Мюнхгаузен густо покраснел. - Матушка! Честью офицера клянусь, что ни словом, ни делом не оскорбил чести Вашей! А если таковые факты откроются, распорядитесь немедля снести карающей рукой мою голову!

С этими словами Карл Иероним шагнул вперед и опустился на колени перед императрицей. Кряхтя и скрипя костями, я последовал его примеру. Будь, что будет! Плаха, так плаха! Вместе с бароном я шел по жизни - вместе и голову сложу!

- Ни словом, ни делом говоришь? - Глаза Екатерины блеснули гневом. - Ну-ка, Платоша, друг разлюбезный, подай-ка мне книжицу этими охламонами писанную!

Молчаливый Зубов ужом скользнул куда-то за дверь в левом углу комнаты и тут же вернулся обратно с тощей книгой в руках - словно эту книгу ему услужливо вручили сразу за дверью. Распахнул на заложенных закладкой страницах, подал императрице.

- Сочинение якобы некого Осипова, издано четыре года назад под заглавием "Не любо - не слушай, а лгать не мешай", - Взгляд монаршей особы скользнул по обложке книги. - Приключения немецкого барона фон Мюнхгаузена. Ну-кась, почитаем...

Она провела ладонью по страницам и неторопливо, с язвительной интонацией принялась читать:

- "Медвежьи шкуры я отослал русской императрице - на шубы для ее величества и для всего двора. Императрица выразила свою признательность в собственноручном письме, доставленном мне чрезвычайным послом. В этом письме она предлагала мне разделить с ней ложе и корону. Принимая, однако, во внимание, что меня никогда не прельщало царское достоинство, я в самых изысканных выражениях отклонил милость ее величества".

Она гневно прищурилась и уставилась на барона:

- А теперь скажи мне, охальник, когда это я предлагала тебе разделить со мной корону?

- Но Софи... - начал было мой друг, но тут же осекся. - Пардон, Ваше Величество... Эта книжица, как я понимаю, всего лишь переложение на местное наречие трудов двух европейских писателишек - Рудика Распе и Готфридишки Бюргера. Перед вашими светлыми очами клянусь, что ни я, ни Томас к изданию сих писаний никакого касательства не имеем. А устно сквернословить в ваш адрес... Разве мог бы я позволить запятнать сим поступком честь гвардейского офицера, преданного вам и сердцем, и душой?

Платон Зубов нервно всхрапнул, веко над его левым глазом задергалось. Нервно кашлянув, придворный альфонс произнес:

- В сей книге, Ваше Величество, есть и другие строки, которые можно толковать не иначе, как призыв к усекновению монаршей головы!

Голос его звучал глуховато, с воркующими переливами - как у сытого голубя, охмуряющего подружку-голубицу. Может, у него от рождения был такой специфический птичий баритон, а может быть, Зубов просто простудился и у него был заложен нос.

Рука фаворита нырнула за отворот мундира, и на свет был извлечен сложенный вчетверо листок бумаги. Развернув его, Платон прочел:

- "Если царь на Луне пожелает узнать, что думает о нем его народ, он остается дома и лежит на диване, а его голова незаметно пробирается в чужие дома и подслушивает все разговоры".