По своему хитрому статусу бригадный комиссар прежде всего отвечал за политико-моральное состояние бойцов и командиров: кто чем дышит, кто о чём говорит (а желательно – и о чём думает). Ну и, конечно, комиссар отвечал за недопущение разного рода поступков, несовместимых с высоким званием народоармейца. С этим в семнадцатой десантной всё было нормально – расправ с пленными и грабежей местного населения отмечено не было, а что касается насилий над женщинами, то воинам армии-освободительницы такой экстрим не требовался: чернокожие красотки сами пробирались по ночам в солдатские блиндажи и палатки, и вовсе не для того, чтобы резать глотки спящим бойцам, а чтобы дарить им свою пылкую африканскую страсть в обмен на хлеб и тушёнку. Однако комиссар – око правящей партии – был ещё и куратором особого отдела бригады, и капитан Пронин обязан был время от времени кое о чём ему докладывать. И он сообщил подполковнику Мазурову о людях, извлечённых из-под развалин здания, где размещалась американская контрразведка.
– Проверка, произведённая в пределах моих возможностей, – доложил капитан, – не выявила связи этих людей с американской разведкой. В частности, – он зашуршал бумагой, – на мой запрос англичане ответили так: «Капитан Кленчарли, командир роты «коммандос» волонтёрской дивизии «Роберт Клайв», подтвердил, что на Ямайке у него была кузина по имени Марион, но связь с ней потеряна после начала войны. Капитан Кленчарли рад будет (как только позволит боевая обстановка) встретиться со своей потерянной родственницей, тем более что он ни разу в жизни её не видел, но подтвердить её личность он не сможет по упомянутой причине». То есть англичанка-то была, но она это или нет – неизвестно.
– Хм-м-м… – глубокомысленно изрёк комиссар.
– Но вообще-то все они очень странные, спасённые эти, – продолжал капитан Пронин. – В разговорах, как мне докладывали, они несут порой какую-то чушь несусветную, путают общеизвестные события и даты, имена политических деятелей и даже названия государств. Агенты так себя не ведут – скорее всего, это последствия сильной контузии, которую, по заключению врачей, получили все четверо. Вот, – он извлёк из планшета другую бумагу. – Так… Сотрясение мозга, частичная амнезия, признаки умственного расстройства. И всё-таки есть вероятность того, что они американские шпионы: этого исключить нельзя.
– Так расстреляй их втихаря, – спокойно предложил подполковник, – и дело с концом. Нет человека – нет проблемы, спишем на случайную бомбу. А то они ещё сыпанут в котёл с кашей какой-нибудь отравы, что весь госпиталь понос проберёт.
Подобная идея уже приходила в светлую голову начальника особого отдела, но он не спешил претворять её в жизнь, имея на то веские причины. Во-первых, комбриг, полковник Ковун, взял к себе Павла переводчиком. Переводчиков, знакомых с американским сленгом, в бригаде остро не хватало, а личный толмач комбрига был убит американским снайпером при штурме Кингстона. «Это парень, – заявил комбриг, проверив Павла, – говорит по-английски лучше, чем я по-русски, и вообще: нравится он мне – на сына моего похож». А полковник Ковун норовом был крут (сказывалась горячая кровь его предков-запорожцев), и ссориться с ним капитану Пронину совсем не хотелось. Шила в мешке не утаишь, и если всплывёт, что к внезапному исчезновению спасённых причастен особый отдел… А во-вторых – фронтовики никогда не испытывали особой любви к секуристам всех мастей, а вот Анджела благодаря своей яркой внешности, «сказкам Шахерезады» и песенкам, никем ранее не слышанным, уже успела снискать популярность. На войне пули летают со всех сторон (могут прилететь и в спину) – капитан Пронин хотел стать майором Прониным (а там, глядишь, и полковником), а не остаться в братской могиле на Ямайке. Однако для подполковника Мазурова подобные доводы были неубедительными, и Пронин пусти в ход свой основной козырь.
– Вам, конечно, известен секретный циркуляр «О контуженных» от пятнадцатого мая сорок третьего года, товарищ подполковник? – спросил он вкрадчиво. – Согласно ему, все получившие серьёзную контузию с мозговым расстройством, подлежат отправке в Москву, в институт Бехтерева, где проводятся работы по изучению мозга: работы государственной важности, – последние слова Пронин подчеркнул. – И если мы их расстреляем, не имея на то достаточных оснований…
– Так отправь их в Москву! – раздражённо бросил бригадный комиссар, досадуя на свою оплошность. – Санитарные транспорты отходят чуть не каждый день.