РАКЕТЫ И ЛЮДИ

Королев в связи с новым назначением много времени по-прежнему уделял тематике группы «Выстрел» и организации работ по документации в Зоммерде. Здесь с Мишиным и Будником он начал первые проработки варианта ракеты на дальность до 600 км – будущей ракеты Р-2. Вместо «непрестижного» автомобиля «опель-олимпия» он приобрел мощный спортивный «хорьх» темно-красного цвета. Эта машина Королеву явно пришлась по вкусу, и он не упускал случая ее похвалить, предлагал «прокатить», но никому из друзей не доверял садиться за руль. Однако вскоре на площади перед «Рабе» «хорьх» столкнулся со стареньким «опелем», за рулем которого сидел водитель-немец, работавший в нашем институте. Красный великолепный «хорьх» получил солидную вмятину, а маленький «опель» был сильно разбит. Королев в совершенно расстроенных чувствах влетел ко мне в кабинет и потребовал, чтобы я немедленно уволил немца-водителя и «выгнал» в Москву Чижикова, которому подчинялся транспорт института, за то, что он не навел порядка в своем хозяйстве. Бедный Чижиков вместе с мастерами-немцами провел ночь в мастерской, и к утру «хорьх» выглядел лучше, чем до злосчастного столкновения.

Это было, пожалуй, первое знакомство Королева с Чижиковым, когда он убедился, что у этого бывшего модельщика литейного завода действительно золотые руки. Три года спустя Королев добился включения Чижикова в состав творческого коллектива, получившего Сталинскую премию за разработку аппаратуры для измерения температур при летных испытаниях ракет Р-1. Чижиков, впервые получивший «втык в несколько мрык» от Королева за автомобильные непорядки, любил хвастаться, что «он никого на всем белом свете не боится», затем делал паузу и добавлял: «Кроме Королева».

Чтобы снять с советских специалистов заботы о терпящих лишения семьях, военное командование в марте 1946 года приняло решение в полупринудительном порядке отправить семьи «профсоюзных» и кадровых офицеров к месту службы. Некоторым кадровым военным это было не очень удобно, ибо за годы войны у них появились боевые подруги или, как принято было тогда говорить, ППЖ – «полевая походная жена». Но мы, гражданские специалисты, незамедлительно организовали службу «реэвакуации» семей из Москвы, Ленинграда и других городов. На этот раз не на восток за Урал и далее, как это было в 1941 году, а на запад – в Берлин, а затем по местам дислокации глав семейств на территории оккупированной Германии.

В мае я и Чижиков встречали в Берлине своих жен с детьми, прилетевших на военно-транспортном Ли-2. Приехав в Бляйхероде, привыкшие к московским лишениям наши жены были ошарашены комфортом виллы Франка, но тем не менее потребовали убрать немецкую прислугу: «Будем готовить и убирать сами». Офицерскую столовую – она же вечерний клуб на вилле Франка – пришлось прикрыть, так же как и курсы немецкого языка.

Для всех несемейных офицеров организовали трехразовое питание и отдых во вновь открытом в Бляйхероде ресторане «Япан».

Серьезной проблемой было также обеспечение жильем и питанием большого количества немецких специалистов и рабочих, привлеченных к деятельности института «Нордхаузен». Сами немцы оценивали общую численность немецкого персонала в разгар работ по восстановлению документации и изготовлению ракет летом 1946 года в 6000 человек. С учетом персонала, работавшего на фирмах-смежниках, численность превосходила 7000 человек. Представляет интерес оценка того периода нашей совместной деятельности в Германии современными немецкими историками. Приведу выдержки из вышедшей в 1991 году в Мюнхене книги Манфреда Борнеманна «Секретный проект срединной стройки. История фау-оружия»:

«Материальное обеспечение специалистов (немецких) находилось на уровне, которого уже давно не было в Германии. Так, например, дипломированный инженер получал так называемый паек 1-й категории, что составляло на 14 дней: 60 яиц, 5 фунтов масла, 12 фунтов мяса, неограниченно хлеб, вдосталь растительное масло, мука, сигареты и табак. Для других категорий служащих эти нормы были ниже, но по тогдашней ситуации тоже сравнительно очень высокими».

Относительно высокой была и зарплата немецких специалистов.

Борнеманн пишет: «Следует упомянуть также о взаимоотношениях между русскими и немцами во время работ над ракетами. Атмосфера была исключительно дружелюбной: русские показали себя с лучшей стороны. Тем не менее с обеих сторон проявлялось определенное недоверие. Если советские специалисты проявляли иногда сдержанность во время работы, опасаясь скрытого саботажа со стороны немцев, то это угнетало немецких ракетчиков, которые были озабочены своим будущим. Чем более ясные формы обретала восстанавливаемая ракета, тем больше русские в процессе производства стремились получить документальных данных о ракетной технике».

В этих цитатах очевиден страх немцев за свое будущее. В самом деле, если русские все поймут и освоят, то что будет с немецкими специалистами? Некоторые из них надеялись на то, что русские доверят немцам хотя бы такую совершенно еще не опробованную в