Ракеты и подснежники

Я провожал его. У крыльца дома "холостяков" мы остановились. Царила густая темнота: туман или тучи скрывали небосвод. Сторожкая глухая тишина поглотила все.

Незнамов внезапно негромко, с выражением продекламировал:

Устало все кругом: устал и цвет небес,

И ветер, и река, и месяц, что родился,

И ночь, и в зелени потусклой спящий лес,

И желтый тот листок, что наконец свалился.

-- Афанасий Фет, певец настроения... -- Он нашел в темноте мою руку. --Спокойной ночи! -- Потом хлопнул легонько по рукаву шинели; с веселой ломкой игривостью, переходя вдруг на "ты", сказал: -- А жена у тебя, брат, красивая! Сознайся, в ней те самые два куска сахару?..

14

После пасмурных дождливых дней наступили настоящие весенние. Утром солнце выкатывалось круглое, огненное. Дожди и туманы съели снег вокруг позиции, и только в лесу он еще лежал серыми грязными островками. Дыхание тайги, доносимое безмолвным ветерком, было еще знобким, но уже влажным, сладко-терпким. К обеду развозило так, что резиновые сапоги с налипающей грязью казались пудовыми.

С утра до поздней ночи мы усиленно готовились к предстоящим учениям. Офицеры оказались правы: не успевала закончиться тренировка, которую проводил штаб полка, как начиналась своя, спланированная адъютантом Климцовым. В кабинах станции от беспрерывно работающей аппаратуры становилось жарко -- техники распахивали двери настежь. Стартовики упражнялись в развертывании и свертывании пусковых установок: из-за бруствера долетали громкие команды и доклады, глухой топот ног, натруженный рев тягачей. По дороге то и дело сновали машины с расчехленными ракетами.

Начальство -- Андронов, Молозов, Климцов -- тоже, как и все мы, уходило с позиции только на обеденный перерыв. А после обеда -- снова занятия, тренировки или регламенты.

Наша работа над прибором объективного контроля застопорилась. С Незнамовым мы успели пересмотреть и рассчитать лишь половину схем. По плану стажировки он временно перешел в кабину к старшему лейтенанту Пономареву. Только Скиба, когда выдавалось несколько свободных минут, по-прежнему вытаскивал стоявший между шкафами каркас прибора, сдувал пыль и принимался паять очередную схему. Он успевал делать все -- участвовать в тренировках, сидеть над схемами и учебниками, готовясь к экзаменам на оператора первого класса, помогать товарищам, каждый день заниматься с Демушкиным.

О нашей группе опять заговорили. Ивашкинцев мы оставили по всем показателям позади, и только Юрка Пономарев по-прежнему мигал нам впереди. Впрочем, мы лелеяли надежду: придет время -- и ему начнем наступать на пятки!.. Скупой на похвалу, майор Климцов теперь нередко во время боевой работы ронял одобрительно: "Молодцы, молодцы". А подполковник Андронов после одной из контрольных проверок объявил благодарность перед строем всем операторам группы...

-- Буря! Скоро грянет буря! -- ликовал Скиба.

-- Ишь нашелся буревестник! -- отзывался Селезнев, хитро щурясь. --Жирку бы тебе только сбросить, Остап, а то чего-то смахиваешь, скорее, на ту нелетающую птицу... О ней у Алексея Максимовича сказано: "Робко прячет тело жирное в утесах". Как ее?..

-- Пингвина имеешь в виду? -- щерился в ответ Скиба.

-- Вот-вот, его самого... Или ждешь полковую тренировку и на ней будешь сбрасывать?

-- На ней, точно.

Эту тренировку с передислокацией и маршем, обещанную штабом полка, мы ждали со дня на день. Она должна была всесторонне выявить нашу подготовку к будущим испытаниям. О ней говорили всюду -- в курилке, на позиции, в казарме.

Люди были возбуждены назревавшими событиями, все принимали близко к сердцу. Мы, конечно, сознавали важность учения, маневра, которые где-то и кто-то планировал, и в то же время нам была дорога эта сложная, "тонкая" техника, которой предстояло трястись по таежным дорогам. Мы становились на сторону техники.

Перед самой сменой дежурных расчетов в курилке передо мной вырос сержант Коняев с расстроенным лицом:

-- Неисправность, товарищ лейтенант. Только объявил "Закончить перерыв", включили аппаратуру -- метки нет...

-- Кто работал?

-- Демушкин.

Я быстро зашагал к кабине. Тоскливо засосало под ложечкой: скоро смена дежурства, а тут -- неисправность! И что там еще такое? Опять Демушкин? Тогда сунул руку, чуть не отправился на тот свет, еле очухался... и снова?

Волна знакомых запахов -- горячей резины, краски, душистого ацетона --ударила в нос. У крайнего шкафа склонились Скиба и Демушкин. В выдвинутом блоке безмолвно краснели глазки накальных нитей ламп -- розовые отблески застыли на лицах солдат.

-- Что стряслось?

Демушкин, встревоженный, глаза округлились, растерянно доложил:

-- Выключали -- было все в норме, а включили -- пропала метка. Вот не знаю...

-- Чисто сгинула, -- спокойно добавил Скиба. -- Тут никто не виноват, товарищ лейтенант. Импульс запуска треба проверить.

-- Посмотрим, -- нетерпеливо остановил я его. Разглагольствует, а тут неисправность перед самой сменой дежурства. -- Подкатите осциллограф. Давайте схему.